Страшно ли мне? - [5]

Шрифт
Интервал

«Милан, что на тебя нашло, ты чего прибился к фашистам? Зачем? Почему не ушел с нами?»

Милан отводит глаза.

«Мы вместе с дядей и двоюродным братом записались. А дядя еще сказал, чтобы и мой отец, его брат, присоединился к белогвардейцам. Правда-то на их стороне. Да и священник его благословил».

Помню тот день, когда отца Милана привезли на телеге из леса. Тело прикрыли попоной, потому что вид его, должно быть, был ужасен. Лесорубы валили огромный старый дуб, отец Милана оказался не с той стороны. Дома осталось пятеро детей.

И потом там, у могилы. Когда священник закончил читать молитву, запел деревенский хор. И Милан тоже. Он стоял рядом и пел во весь голос. Слезы текли у него по щекам.

Такое прекрасное утро. А здесь передо мной сидит напуганный Милан. Я должна была с ним поговорить, не один раз поговорить. Рассказать все то, что говорил нам учитель. С наставниками нам повезло. Повезло? Сколько хороших гимназических учителей за их левые взгляды сослали в наш город. Взять хотя бы Космача. Когда немцы оккупировали Чехию, он так красноречиво рассказал об этой стране и ее народе, что мы все тут же были готовы записаться добровольцами и отправиться на помощь чехам. Конечно, ничего из этого не вышло. Виновата была моя тетка, которая тоже работала в нашей гимназии. Преподавала французский. Она была невыносима.

«Дети, не глупите».

«Мы давно уже не дети», — обиженно защищались мы.

Еще тогда надо было поговорить с Миланом. Но я не поговорила.

«Что теперь с ними делать?»

«Думаю, надо потолковать с каждым по отдельности. Милана предоставьте мне», — отвечаю я.

Милан не скрывает радости.

«Стану твоим связным», — говорит он мне.

Надеюсь, очень надеюсь, что он никогда об этом решении не пожалеет. И, правда, удивительное утро. Такая благодать. Пусть бы так и было хотя бы еще несколько дней!

*

Рано утром мы вошли в деревню. Нас там уже ждали. Пригласили к большим ароматным казанам. Как пахнет! Боснийское рагу.

«Еще чуть-чуть?»

«Еще ракии?»

Я зарылся в сено и спал. Спал.

«Просыпайся, лентяй! Двенадцать часов уже спишь. Вставай!»

«Отстань! Дай поспать. Еще пять минут».

«Просыпайся! Мы идем к Тито. Понимаешь? К Тито! Для встречи с ним выбрали всего пятерых. В том числе нас. Вставай!»

К Тито? Колени трясутся. К Тито? Вскакиваю, отряхиваю старый пиджак, поплевав на ладони, приглаживаю волосы. Одним плевком привести в порядок сапоги не удается. В нагрудном кармане у меня сливовица, предназначенная раненым, которую я придержал для нас на дорогу. Подарить ее Тито? Тито? Подарок от словенцев?

Нам завязывают глаза. Сколько мы идем, не знаю. В гору, потом в долину, потом опять в гору.

Тито. Проклятые колени не перестают трястись.

«Товарищи, положение крайне тяжелое. Мы думаем о том, чтобы вы, словенские партизаны, передислоцировались за пределы Словении, а словенские территории будут сданы немцам. Все контролировать мы не можем. Другого выхода нет».

Словению? Сдать немцам? Никогда.

Нащупываю четвертинку сливовицы в кармане. Она теплая. Пусть остается нашей.

*

Похоже, этот мир потихоньку переворачивается с ног на голову. Спряталась в винограднике, наелась ягод так, что в животе бурчит. Вчера меня назначили комиссаром бригады. Я ничего не понимала, только глаза таращила, чего это вдруг, девочки из бригады спели мне «Катюшу», Анчка же мной гордится, как будто ей сам император вручил орден.

Комиссар бригады. Хотела бы я сейчас взглянуть на своего отца. Он бы взбесился от злости. Я — единственная дочь. А братьев — шесть.

«Больше в школу не пойдешь. Хватит. Парни будут ходить. Дома работы невпроворот. Посмотри, мать надрывается с утра до вечера».

Тогда я первый и последний раз услышала, как мама повысила голос. А потом еще и тетка-учительница, та противная, что преподавала французский, примчалась на помощь. Младшие братья радовались, что я снова буду делать за них уроки, а самый старший хмуро слонялся по кухне, не решаясь признаться, что остался на второй год, и что я его перегнала. Но он единственный из нас, кто видел море. Море. Виноград. Бригада. Отец. Его сердитое лицо. Итальянский концлагерь. Ты его не заслужил. Это уже другое дело.

Вечером, когда я лежу под деревом и размышляю об обязанностях комиссара бригады, ко мне подсаживается Марко. Он все еще меня ненавидит? Не знаю. Улыбается.

«Ты и, правда, умеешь ходить по воде».

С ним мы вместе ходили в школу. Однажды зимой я стояла у ручья, а Марко звал меня с другого берега.

«Как ты перешла на другую сторону?»

«Ну, зимой человек может ходить по воде».

Конечно, он шагнул в воду. Послышался крик, и я убежала.

На следующий день меня едва не исключили из школы. Потом явился его отец.

«Сам сопляк виноват, если он такой дурачок, что каждому готов поверить. Даже девчонкам».

Теперь-то мы оба смеемся. Марко меня страшно ненавидел. Вроде, совсем недавно все было, теперь я комиссар бригады. И между этими событиями — столетия.

«Марко, ты должен мне помочь».

«Из Боснии уже вернулись?»

*

Я не знаю, есть ли у меня впереди еще сколько-нибудь жизни. Кажется, едва помню, что такое чувствовать жизнь. Всю ночь мы корчимся здесь, высоко в горах, в землянках. Сливовицу выпили. Слышно, как завывает ветер, и воют волки. Иногда и не различишь, где ветер, а где волки. А в долине уже весна. Всю ночь мне кажется, что настал конец. Конец. Это все, это была жизнь. И вот, в двадцать лет я просматриваю картинки своей жизни и жду. Жду. Я в первый раз слышу волков. Никогда их еще не видел. Сколько всего я еще не видел. Не думай.


Рекомендуем почитать
Дорога сворачивает к нам

Книгу «Дорога сворачивает к нам» написал известный литовский писатель Миколас Слуцкис. Читателям знакомы многие книги этого автора. Для детей на русском языке были изданы его сборники рассказов: «Адомелис-часовой», «Аисты», «Великая борозда», «Маленький почтальон», «Как разбилось солнце». Большой отклик среди юных читателей получила повесть «Добрый дом», которая издавалась на русском языке три раза. Героиня новой повести М. Слуцкиса «Дорога сворачивает к нам» Мари́те живет в глухой деревушке, затерявшейся среди лесов и болот, вдали от большой дороги.


Отторжение

Многослойный автобиографический роман о трех женщинах, трех городах и одной семье. Рассказчица – писательница, решившая однажды подыскать определение той отторгнутости, которая преследовала ее на протяжении всей жизни и которую она давно приняла как норму. Рассказывая историю Риты, Салли и Катрин, она прослеживает, как секреты, ложь и табу переходят от одного поколения семьи к другому. Погружаясь в жизнь женщин предыдущих поколений в своей семье, Элизабет Осбринк пытается докопаться до корней своей отчужденности от людей, понять, почему и на нее давит тот же странный груз, что мешал жить и ее родным.


Саломи

Аннотация отсутствует.


Великий Гэтсби. Главные романы эпохи джаза

В книге представлены 4 главных романа: от ранних произведений «По эту сторону рая» и «Прекрасные и обреченные», своеобразных манифестов молодежи «века джаза», до поздних признанных шедевров – «Великий Гэтсби», «Ночь нежна». «По эту сторону рая». История Эмори Блейна, молодого и амбициозного американца, способного пойти на многое ради достижения своих целей, стала олицетворением «века джаза», его чаяний и разочарований. Как сказал сам Фицджеральд – «автор должен писать для молодежи своего поколения, для критиков следующего и для профессоров всех последующих». «Прекрасные и проклятые».


Дж. Д. Сэлинджер

Читайте в одном томе: «Ловец на хлебном поле», «Девять рассказов», «Фрэнни и Зуи», «Потолок поднимайте, плотники. Симор. Вводный курс». Приоткрыть тайну Сэлинджера, понять истинную причину его исчезновения в зените славы помогут его знаменитые произведения, вошедшие в книгу.


Верность

В 1960 году Анне Броделе, известной латышской писательнице, исполнилось пятьдесят лет. Ее творческий путь начался в буржуазной Латвии 30-х годов. Вышедшая в переводе на русский язык повесть «Марта» воспроизводит обстановку тех лет, рассказывает о жизненном пути девушки-работницы, которую поиски справедливости приводят в революционное подполье. У писательницы острое чувство современности. В ее произведениях — будь то стихи, пьесы, рассказы — всегда чувствуется присутствие автора, который активно вмешивается в жизнь, умеет разглядеть в ней главное, ищет и находит правильные ответы на вопросы, выдвинутые действительностью. В романе «Верность» писательница приводит нас в латышскую деревню после XX съезда КПСС, знакомит с мужественными, убежденными, страстными людьми.


Против часовой стрелки

Книга представляет сто лет из истории словенской «малой» прозы от 1910 до 2009 года; одновременно — более полувека развития отечественной словенистической школы перевода. 18 словенских писателей и 16 российских переводчиков — зримо и талантливо явленная в текстах общность мировоззрений и художественных пристрастий.


Ты ведь понимаешь?

«Ты ведь понимаешь?» — пятьдесят психологических зарисовок, в которых зафиксированы отдельные моменты жизни, зачастую судьбоносные для человека. Андрею Блатнику, мастеру прозаической миниатюры, для создания выразительного образа достаточно малейшего факта, движения, состояния. Цикл уже увидел свет на английском, хорватском и македонском языках. Настоящее издание отличают иллюстрации, будто вторгающиеся в повествование из неких других историй и еще больше подчеркивающие свойственный писателю уход от пространственно-временных условностей.


Этой ночью я ее видел

Словения. Вторая мировая война. До и после. Увидено и воссоздано сквозь призму судьбы Вероники Зарник, живущей поперек общепризнанных правил и канонов. Пять глав романа — это пять «версий» ее судьбы, принадлежащих разным людям. Мозаика? Хаос? Или — жесткий, вызывающе несентиментальный взгляд автора на историю, не имеющую срока давности? Жизнь и смерть героини романа становится частью жизни каждого из пятерых рассказчиков до конца их дней. Нечто похожее происходит и с читателями.


Легко

«Легко» — роман-диптих, раскрывающий истории двух абсолютно непохожих молодых особ, которых объединяет лишь имя (взятое из словенской литературной классики) и неумение, или нежелание, приспосабливаться, они не похожи на окружающих, а потому не могут быть приняты обществом; в обеих частях романа сложные обстоятельства приводят к кровавым последствиям. Триллер обыденности, вскрывающий опасности, подстерегающие любого, даже самого благополучного члена современного европейского общества, сопровождается болтовней в чате.