Странный рыцарь Священной книги - [43]

Шрифт
Интервал

Вблизи же каждый увидел бы, что лошади наши плетутся еле-еле, опустив головы свои до земли. Мы дремали в седлах, покачиваясь из стороны в сторону над лошадиными гривами. Убаюкивающе звенели невидимые ручьи, в мягкой почве тонул цокот копыт.

Поворот — и пред нами раскинулась поляна. Деревья были выкорчеваны, освободив место низким постройкам из дерева и камня. Самой высокой была корчма на постоялом дворе. Под стрехой ее висел изогнутый деревянный щит — наверное, лучшее произведение местного умельца — чудовищная голова вепря с белыми клыками, вытянутыми, как рога.

Влад внезапно остановил свою лошадь, и я чуть не врезался в него. Ладина лошадь остановилась сама, но Лада даже не подняла головы. Когда я поравнялся с Владом, я заглянул ей в лицо. Казалось, она была в забытьи. Изнуренная, сильно исхудавшая, теперь она и вправду была похожа на мальчика.

Влад взглянул на вепря, красовавшегося на его собственной груди, и опустил забрало шлема, будто собирался ринуться на деревянный щит с копьем наперевес. Я осторожно тронул Ладу за плечо и сказал:

— Сдается мне, мы во владениях барона Д’Отервиля.

2

Корчмарь едва не умер со страху, увидав уже порядком замызганного вепря на груди Влада. Он лишь сумел пробормотать:

— Мой господин…

И бросился ему в ноги. Влад величественно молчал.

Не забыть мне и шествия, представшего нашему взору, когда мы уже сидели в задымленной горнице. Только мы трое. Возглавлял шествие корчмарь, и нес он огромное блюдо с рыбой. Толстая жена его держала обеими руками на голове противень с поросенком. Взрослая дочь их — уже дебелая, как и ее мамаша — прижимала к мощным своим грудям корзинку с апельсинами и яблоками. Три малыша на заплетающихся ножках качались под тяжестью кувшина с вином, трех оловянных чаш и огромного круглого хлеба. Последним трусил тощий пес, который явно не мог оторвать взгляда от угощений.

Господи, о чем я вспоминаю… Мы были изголодавшимися, усталыми и не могли побороть искушения насладиться этими дарами благодатной французской земли.

Однако вести летели быстрее, чем мы могли предположить. И к нам пожаловала та, которую я поначалу и вовсе не узнал — баронесса Д’Отервиль. То, что барон застрял в первой же корчме, было в ее глазах совершенно естественным — она, вероятно, предполагала, что супруг захочет порасспрашивать кое-кого о веселом ее властвовании в замке, пока он воевал в святых землях.

Но она вошла к нам в горницу в платье служанки. Лицо Влада ей увидеть не удалось, несмотря на все ухищрения — подливая вино нам в чаши она наклонялась так низко, что почти касалась своей пышной грудью его шлема. Влад поглощал яства, отворотясь к стене, а забрало шлема оставалось опущенным.

Правда, позже мы узнали, что в этой стене было потайное отверстие, через которое баронесса все же увидела его лицо.

Я помню его, знаю, что́ увидела она. Воскрешая образ Влада в своих воспоминаниях, я часто вижу его таким, как тогда…

Долгий путь и служение Священной книге изваяли лицо Влада по-новому, придав ему какую-то особенную мужественную красоту. Все черты его стали строже, смуглая от загара кожа плотно обтянула широкие скулы. Влад с наслаждением ел апельсин, высасывая сок из оранжевой половинки, и твердые мужские губы словно целовали его. Пламя светильников и огонь очага оживляли его лицо игрой света и тени. Короткая борода делала старше и мужественней.

Влад закрыл глаза, чтобы вырваться из окружавшего его мира, испить до дна этот миг блаженства и покоя.

За стеной баронесса, вероятно, тоже закрыла глаза. Это конечно же не был ее супруг. Но одежда была барона. Ей просто необходимо было узнать судьбу его…

3

Мы заночевали на постоялом дворе, — Ладу сон сморил еще за столом, — все вместе, в просторной горнице, у очага. Среди ночи меня разбудил протяжный, зловещий вой взывавшего к луне волка. Я открыл глаза и увидел корчмаря на коленях перед образом Богородицы, спрятанным в маленькой нише у очага.

Проснулась и Лада. Пока она спала, она была той же невинной, чистой девочкой, какую я увидел в пещере. Но водрузив на голову шлем, тотчас преобразилась: лицо ее стало суровым и враждебным. Она сказала:

— Волки.

Корчмарь простонал:

— Люди это. Оборотни.

Я вскочил на ноги и только тогда увидел, что Влада нет. Бросился вверх по лестнице.

И за первой же дверью, которую я открыл, увидел Влада. И баронессу.

Полуголая женщина сидела на коленях полуголого Влада. Природа щедро одарила ее округлыми бедрами и грудью, но в объятиях Влада она казалась хрупкой и нежной. Лицо Влада выражало одновременно и страсть, и тоску. Наверное, было не слишком трудно соблазнить такое дитя, как Влад. Я вздохнул и сказал:

— Владе, пойдем!

А женщине сказал:

— Убирайся.

Да, я принял ее за служанку. И не мудрено: на полу были разбросаны ее бедные одежды. Не скрою, я с интересом разглядывал эту полуобнаженную женщину.

Она вскочила с колен Влада и крикнула:

— Несчастный, как смеешь ты повелевать баронессе Д’Отервиль!

Я опустил свой меч острием в пол. Успокаивало лишь то, что я нашел Влада. А ей я сказал:

— Барон Д’Отервиль… Баронесса Д’Отервиль… Сплошные аристократы. Даже я барон.


Еще от автора Антон Николов Дончев
Возвращение

Опубликовано в журнале «Иностранная литература» № 1, 1967Из рубрики «Авторы этого номера»…Рассказ «Возвращение» вошел в сборник научной фантастики «Человек, который ищет» («Човекът който търси», 1964).


Рекомендуем почитать
Тысяча жизней. Ода кризису зрелого возраста

Поиск ответа на вечные вопросы бытия. Автор размышляет о кризисе середины жизни, когда, оглядываясь в прошлое, ищущий человек пытается переоценить все, что пережил, и решить, куда ему идти дальше. Может быть, кто-то последует примеру автора; «придет к выводу, что лучше прожить одну жизнь подробно и вдумчиво, чем разбазариваться на тысячу смазанных и невыразительных судеб».Роман вдохновляет обычного читателя. Да, каждый из нас с его страстями, исканиями, страданиями, даже болезнями – Великий Человек. Он интересен для других.


Осенний человек

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Очко сыграло

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Гадская рулетка

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Девственники в хаки

Лесли Томас – один из самых оригинальных английских писателей, творчество которого до сих пор не было известно российскому читателю. Он лауреат множества международных литературных премий, автор девятнадцати романов, многие из которых экранизированы.Идет война, о которой нам практически ничего не известно: Великобритания воюет с Малайзией. Горстка необученных новобранцев оказывается один на один с бандами малайских партизан-коммунистов.Это не боевик и не триллер, это своего рода хроника солдатской жизни, со всеми ее казусами, нелепицами, страхами и желаниями.


Обменные курсы

Приключения скучного английского филолога в вымышленной стране Восточной Европы. Одна из самых ироничных и экстравагантных книг английской литературы ХХ века. Гениальный памфлет, который критики сравнивали с "Путешествиями Гулливера" Свифта и "Скотным двором" и "1984" Оруэлла. Роман, который "Sunday Times" назвала "работой абсолютного Мастера", "Daily Telegraph" – "искрометно смешным и умным литературным фарсом", а "Guardian" – "одним из забавнейших произведений нашего времени".


Нобелевский лауреат

История загадочного похищения лауреата Нобелевской премии по литературе, чилийского писателя Эдуардо Гертельсмана, происходящая в болгарской столице, — такова завязка романа Елены Алексиевой, а также повод для совсем другой истории, в итоге становящейся главной: расследования, которое ведет полицейский инспектор Ванда Беловская. Дерзкая, талантливо и неординарно мыслящая, идущая своим собственным путем — и всегда достигающая успеха, даже там, где абсолютно очевидна неизбежность провала…


Разруха

«Это — мираж, дым, фикция!.. Что такое эта ваша разруха? Старуха с клюкой? Ведьма, которая выбила все стекла, потушила все лампы? Да ее вовсе не существует!.. Разруха сидит… в головах!» Этот несуществующий эпиграф к роману Владимира Зарева — из повести Булгакова «Собачье сердце». Зарев рассказывает историю двойного фиаско: абсолютно вписавшегося в «новую жизнь» бизнесмена Бояна Тилева и столь же абсолютно не вписавшегося в нее писателя Мартина Сестримского. Их жизни воссозданы с почти документалистской тщательностью, снимающей опасность примитивного морализаторства.


Олени

Безымянный герой романа С. Игова «Олени» — в мировой словесности не одинок. Гётевский Вертер; Треплев из «Чайки» Чехова; «великий Гэтсби» Скотта Фицджеральда… История несовместности иллюзорной мечты и «тысячелетия на дворе» — многолика и бесконечна. Еще одна подобная история, весьма небанально изложенная, — и составляет содержание романа. «Тот непонятный ужас, который я пережил прошлым летом, показался мне знаком того, что человек никуда не может скрыться от реального ужаса действительности», — говорит его герой.


Матери

Знаменитый роман Теодоры Димовой по счастливому стечению обстоятельств написан в Болгарии. Хотя, как кажется, мог бы появиться в любой из тех стран мира, которые сегодня принято называть «цивилизованными». Например — в России… Роман Димовой написан с цветаевской неистовостью и бесстрашием — и с цветаевской исповедальностью. С неженской — тоже цветаевской — силой. Впрочем, как знать… Может, как раз — женской. Недаром роман называется «Матери».