Странный рыцарь Священной книги - [19]

Не знаю — если б не стоял я перед этим городом, перед этим миром, сотворенным не только руками человека, но и снами его и мечтаниями, возможно, не сделал бы я того, что сделал в тот день. Когда я просил у Пэйра лютню, мелькнула у меня мысль, что, выдав себя за него, можно попытаться в его образе завладеть Книгою. Позже я отбросил эту мысль, точно горячий уголь — не хватало еще, чтобы меня заставили петь. Но нельзя ли представиться спутником Пэйра? Подлить в чашу истины каплю яда — лжи?

Клянусь, я даже не помню, в какой миг пришло мне в голову назваться именем погибшего альбигойца Бояна из Земена. Не помню и того, когда вспомнилось мне это имя. Наверное, оттого, что имя и образ, стоявший за ним, все время тайно жили в голове моей и сердце. Могло случиться, что болгарским богомилам этот человек был известен. Многие видели его со стен Лаверора. Но его имя преследовало меня, сто раз принуждало оценивать его поступок и считать его то героем, то безумцем, то глупцом.

Можно было явиться пред очи царя Борила и вручить ему послание папы Иннокентия. Борил уже знал обо мне — послал ведь Меркита мне навстречу. Но я решил отправиться туда, где ожидали Пэйра, и выдать себя за Бояна из Земена.

2

Въехав в Тырнов, тот самый город на берегу реки Этер, что раскинулся в белом подножье крепости Царевец, я оказался в другом, прежде не знакомом мне мире. Такого Тырнова я не видел прежде.

Я въехал в цирк, но цирк, построенный в лечебнице для душевнобольных. Он напоминал покойника, облаченного в яркие лохмотья, яростно терзаемого хищными зверями, источенного червями, тонущего в испражнениях и зловонии. Меня оглушил адский шум, от огня и дыма перехватило дыхание, бросило в пот от палящей жары. По запруженным людьми улицам прокладывала себе дорогу церковная процессия. Поражало число священников, выглядевших, по меньшей мере, иерархами — сверкали парчовые одежды, короны, жезлы. Крепость и река зажимали собой город, отчего дома громоздились один на другой, а на улицах едва могли разойтись два встречных осла с поклажей. На тот день пришелся большой церковный праздник, так что из окрестных деревень, кольцом окружавших город, сюда хлынули тысячи людей. На холмах вокруг Тырнова дымили костры и гомонил народ, пришедший поторговать, поглазеть и поворовать.

Я понял, что царь Борил созвал на этот церковный праздник Собор против богомилов. Смотрел, как встает солнце и мысленно прикидывал, куда на закате упадет тень Бодуэновой башни. И, следя глазами за тенью, достиг площади, где истязали еретиков.

Господи, ты не дал этим несчастным даже уединенности и уважения, каких заслуживает каждый, кто обрек себя на муки и смерть. Страдания и жертвы злосчастных богомилов не могли стать средоточием этого торжища, не приковывали к себе взоров и внимания людских толп. Правда, на краю площади собрались зеваки, но остальная толпа, поглощенная своими делами, оттеснила их на мостовую главной площади города. Случайные зрители шарахались в ужасе при виде костров, где раскаляли железные клейма для казни. Болгары не жгли людей на кострах. Они клеймили еретиков раскаленным железом, отрезали носы и уши, бичевали цепями. И почти вплотную один к другому горели костры для еретика и для барана.

Палач с ножом в руке резал живую человеческую плоть, а рядом мясник разрубал на куски забитое животное. Еретик, распятый на пыточном колесе вопил, но не менее оглушительно орал и торговец жареной рыбой. Было страшно и странно.

Я пробился сквозь толпу, стремясь уйти подальше от этого круга ада. И вступил в пригород иноземцев.

Направляясь в Тырнов, опасался я, что буду отличаться от его жителей, привлеку к себе излишнее и опасное внимание. Однако иноземцы, как оказалось, были тут не в диковинку. В Тырнове соприкасались три, даже четыре мира.

Он служил границей и средоточием Востока и Запада, Севера и Юга. Тут было великое множество ромеев, а в их число входят два десятка народов. И все эти люди равнодушно проходили мимо своих смертельных врагов — крестоносцев, что заняли и разграбили их столицу Константинополь. А крестоносцам встречались тут сарацины — осквернители Гроба Господня, против коих и выступили они в поход. Были тут и посланцы просвещенных и благородных народов, что обладали крепостями, флотом и каменными темницами. Но были и норманны, русы, степняки-куманы, печенеги — владельцы каменных темниц называли их варварами. Всех оберегал закон Борила о гостеприимстве, а собирала вместе взаимная выгода. Повсюду на земле встречались они, обнажая мечи, а здесь — обнажая зубы в улыбке.

Волею судьбы тень башни легла на загон для скота — огражденную плетнем изрытую площадку, что служила обычно для пригоняемых на продажу овец. Сейчас там толпилось человек сто богомилов, на вид равнодушно ожидавших своей участи. Возле плетня расхаживали несколько крестоносцев в звериных масках, пришедшие сюда будто с другого сборища, быть может, демонов. Из-под плащей у них поблескивали кольчуги. Они носили маски, чтобы скрыть лица. А скрывали их оттого, что вершили дьявольское и позорное дело — ведь явились они сюда, чтобы купить еретиков и перепродать в рабство. Но не решались войти в кошару и проверить товар — гнушались нечистотами.