Странный человек Валька Сорокин - [3]

Валь-Валь зажмурился, нос подставил… Трах-трах! — телевизор выключился. Нет курорта.

Обыкновенный двор. Солнце в глаза засматривает, щеки и нос печет, перила греет, крылечко высокое… А под старой грушей веник валяется. Веник длинный и тощий, как борода у Хоттабыча. Валь-Валь поднял его, повертел, к подбородку прикинул… укололся. Трах-тибидох!.. Над головой жук загудел — засмеялся. Валь-Валь подпрыгнул, взмахнул веником. Жук шлепнулся на землю, завертелся на спине, перевернулся… Не узнал Валь-Валя — попятился. «Это я!» — успокоил его Валь-Валь и на ладонь положил. Жук обрадовался, лакированными босоножками замахал… Валь-Валь подул ему на брюшко и побежал к отцу:

— На! Это тебе!

— Мне?

— Тебе. — Чтобы разговорился отец, чтобы не хмурился, Валь-Валь даже губу оттопырил. — Бери! Лапки, видишь, какие толстые? Во! Ты потрогай, не бойся.

Отец потрогал:

— Мда-а… Жук. Насекомое. И лапки действительно толстые. Прямо как живой!

— Он и есть живой! — Валь-Валь засмеялся, заставил жука лапками помахать. — Гляди! Ты, что ли, не видишь? Жуколей называется… Бери. Я его, знаешь, веником… А потом он хотел убежать. Он, когда на животе сидит, он летучий. Бери скорей!

— Да-а… — Отец постучал по твердой, как ореховая скорлупа, спинке жуколея. — Силен. Жук… жук-олей… жук-олень. Только это не жук-олень, а… Знаешь что, — сказал отец, — пока жуколей один, пусть он твоим считается. А мне…

— Я тебе бомбовозку! — заспешил-затараторил Валь-Валь. — Я тебе бомбовозку поймаю! Стрекоза такая. Большущая — во! По десять спичин таскает, если ей к ноге привязать. Хочешь бомбовозку?

Отец поклялся, что бомбовозка ему «во — как нужна», и отвернулся, а Валь-Валь немедленно обучением жуколея занялся: в кабину игрушечного экскаватора его посадил и посвистел потихоньку:

— Майна!

Жук не понял, из кабины полез.

— Куда?! Ты, что ли, неграмотный? — зашумел Валь-Валь, нитки принес: стал жуколея за лапки к рычагам привязывать.

Жук упирался, отмахивался… «Не хочу! Не хочу, чтобы я работал!» — кричал он Валь-Валиным тенорком, а Валь-Валь переодетым голосом уговаривал, увещевал нерадивого.

В комнате стало шумно. Отец вздохнул, встал.

— Вот что… Иди-ка умойся хорошенько и погулять сходим. Только не очень… не очень спрашивай. Уважь, брат!

— Уважу, — пообещал Валь-Валь и побежал умываться.

Улица Завокзальная, на которой живут Валь-Валь Сорокин и жук жуколей, похожа на деревенскую: широкая, в сильных травах и тополях, с сиренью в палисадниках… Всколыхнулись, зашипели гуси, вдоль тропы выстроились… Вредные они, злопамятные. Раскачиваясь на коромыслах, проплыли навстречу полные ведра. На углу, у водоразборной колонки, — очередь длинная. Женщины в платочках, чтобы солнце голову не пекло. А из мужчин — один Славка. Стоит Славка в очереди последним и раковину к животу прижимает. Настоящая раковина: большая, розовая, в черных пупырышках — рапан называется, в таких Черное море шумит.

— Твоя?

— А то чья?

Славка задиристый: чуть что — в драку лезет. «Боксером буду, — говорит он. — А может, инженером. Или врачом. Мамка говорит — хулиганом». Задиристый Славка, а раковина у него хорошая.

Валь-Валь долго придумывал, что бы такое предложить баш на баш, долго крутил раковину, прикладывал ее то к левому, то к правому уху… Славка снисходительно разрешил:

— Лизни.

— Зачем? — удивился Валь-Валь. — Может, она в микробах…

— Сам ты в микробах! — Славка рапан отобрал, об рубашку бережно вытер. — Тюлька! Рапан лизнешь — враз плавать научишься. А нырять научиться желаешь — из рапана воду пить надо. Только чтобы глубоководная вода была, не газировка какая-нибудь…

Валь-Валь обиду проглотил. Он поковырял землю ботинком, очередь оглядел:

— Давно стоишь?

— С утра. — Славка подбросил и поймал рапан. — Я, понимаешь, по третьему заходу. Попью, сбегаю — и опять сюда. Завтра на речку приходи. Поглядишь, как я нырять стану!

— Ех! — Валь-Валь даже подпрыгнул. — А у меня жуколей есть! Смотри, смотри!..

Жуколей приветственно помахал ребятам лапками и перевернулся на живот.

— Хороший жуколей. Броненосный, — скрепя сердце, признал Славка. — Только его лизать — труд мартышкин. Ни плавать, ни нырять. Пхе!

— Зато летать научишься! — Валь-Валь себе удивился: «Здорово выдумал». — А рапан, — сказал он, — мне мама привезет. С курорта. Еще пупыристее!

Славка развеселился:

— Во врать! Привезет!.. Дожидайся. Думаешь, не знает никто ничего? — Он опять подбросил и поймал рапан, покосился — каково впечатление, присвистнул: — Мать-то твоя тебя…

— Ах ты, бес рыжий! — Полная женщина в растоптанных тапочках ведра бросила и Славку за воротник — цап! — Ах ты!.. Это ты что, а? Прикусишь ты язык свой окаянный? Ну-ка, бабоньки, крапивы подайте!

Валь-Валь разглядеть и понять ничего не успел: его сразу с места сорвало. Издалека, оглянулся когда, видел, как Славка в другую сторону бежит: пятки до локтей достают.

На улице все интересно: даже то, как шагает отец. Он высокий. Когда под деревьями проходит, чуть пригибается. А под одним деревом подпрыгнул и самый хороший листок сорвал пожевать.

— И мне! — попросил Валь-Валь.

Отец не слышал. Валь-Валь перегнал его, в лицо заглянул: