Странные сближения - [114]

Шрифт
Интервал

* * *

— Всем стоять, — пистолет возник в руке Раевского будто бы ниоткуда, только по задравшемуся сзади мундиру можно было догадаться, что прежде оружие таилось там. — Пушкин, Липранди, стойте рядом.

Липранди уже обнажил саблю, а Пушкин взвёл оба курка на карманном пистолете, досадуя, что не взял с собой ничего мощнее: от спасительного в ближнем бою, при стрельбе в упор, пистолета на дистанции, разделявшей Пушкина с сотрудниками и прочих — уже подозреваемых — проку было не больше, чем от клинка Липранди. Значит, по-настоящему бояться они будут одного Раевского. Плохо.

— Стоять, — повторил Раевский.

Быстро очнувшийся Облепиха, часто крестился, прижавшись к стене, и хватал ртом воздух, как задыхающаяся рыба. Бурсук сидел неподвижно, глядя на тело Карбоначчо полузакрытыми глазами. Он будто засыпал. Волошин замер в напряжённой позе, заведя одну руку за спину.

— Медленно, — Раевский направил пистолет Волошину в грудь, — поднимите обе руки. Если уже взял пистолет — положите. Ме-едленно.

Помощник судьи, неотрывно глядя в восьмигранный ствол, вынул из-за спины руку с зажатым в ней коротким пистолетом.

— Хитро, — фыркнул сквозь усы Липранди. — А притворялся-то…

— На дороге всякое может быть, — Волошин, перехватив пистолет за ствол, положил его на пол и выпрямился, подняв руки над головой.

— Теперь вы, — Пушкин сделал шажок в сторону смотрителя, рассчитав, что на затюканного Облепиху и карманный пистолет подействует должным образом, хотя в действительности. И был прав: смотритель побледнел ещё сильнее, поднял обе руки и отвернулся так, чтобы не видеть Карбоначчо, лежащего в кровавой луже.

— Теперь гайдук.

Облепиха мучительно закашлял, и его вырвало.

— Гайдук, — вслед за Пушкиным, произнёс Раевский, целясь в Бурсука.

— Я безоружен, — тихо сказал Бурсук. Обе руки он держал на подлокотниках кресла.

— Прфрп, — потребовал Липранди, и Пушкин перевёл:

— Кинжал.

Бурсук глядел на него из-под век.

— Делайте, что говорят.

Очень медленно гайдук вынул из ножен кинжал и, наклонившись вперёд, положил его у ног.

— А теперь, — Раевский вновь перевёл пистолет на Волошина, — рассказывайте. Кто и почему это сделал?

Облепиха жалобно булькнул.

— Я не видел, — Волошин на глазах бледнел. — Я смотрел в окно, и обернулся только когда…

— Вы, — Раевский кивнул Бурсуку.

Бурсук смерил его внимательным взглядом. Он был похож на зверя, не решившего ещё, по какой из троп уходить от погони, и нюхающего воздух в нерешительности.

— Я спал, — ответил он, наконец.

— Один из вас врёт, — Раевский по-прежнему целился в атамана. — И мы не в том положении, чтобы выяснять, кто именно. Даю шанс сознаться. Если этого не произойдёт сию минуту…

— Эй, — тихо сказал Пушкин, — не увлекайся.

— …Я свяжу каждого из вас, и будете отвечать в Кишинёве…

По лицу Волошина плыло странное выражение, в коем скептицизма было значительно больше, чем страха. Он расширил глаза и вытянул шею к Раевскому, пытаясь поймать его взгляд, а затем коротко мотнул головой в сторону Бурсука.

Кто где стоял? Бурсук в кресле, до итальянца шесть шагов: нож мог только метнуть. Волошин шёл к окну, на ходу мог воткнуть нож… да, мог. Смотритель всё время ходил туда-сюда… Да, мог и он.

— Прф-рп-рпф! Фррр!

— Здесь гайдук, — машинально перевёл Пушкин. — Он в тюрьму не пойдёт.

Удар нанесён всего один. В комнате шестеро, и никто ничего не видел? Значит, итальянца убили две минуты назад, когда мы обернулись к окну поглазеть на молнию. Кто где был в это время?..

— Молчание, — констатировал Раевский. — Что ж, Волошин, медленно подойдите к Липранди, повернитесь и вытяните руки за спиной. Гайдук, вы держите руки высоко и о-очень ме-едленно идите за Волошиным. Липранди, у вас есть верёвка?

Мы смотрим в окно, Бурсук дремлет в своём кресле, Облепиха только что закрыл журнал и идёт наискось комнаты, Волошин движется с другого конца, мимо итальянца. Мог? Мог.

— Прп-п-прввфврф, — зашипел Липранди.

— Три ружья у стены, — так же шёпотом перевёл Пушкин. — Раевский, они…

— Ме-едленно, я сказал.

— …Заряжены!

Маленькой бомбой Бурсук сорвался с места, на ходу хватая прислонённое к стене ружьё и лёгкий карабин.

В следующий миг он оказался уже за спиной идущего к А.Р. Волошина и обрушил приклад ему между лопаток. Волошин повалился на Раевского, цепляясь за него в попытке не то отвести от себя пистолет, не то просто ухватиться. Первое Волошину удалось; второе нет.

Пуля взорвала вазу, стоящую на тумбочке у дальней стены, невредимый Волошин с криком рухнул к ногам Раевского, а Бурсук, тут же отскочив подальше, направил карабин на Пушкина и выстрелил.

Пружина выпрямилась, обрушивая курок на латунный колпачок капсюля, искра метнулась по канальцу пистона к заряду, воспламеняя порох, пламя пробежало по стволу, толкая перед собой свинцовый шарик, обложенный войлочным пыжом. Шарик вылетел и, за ничтожную долю секунды преодолев расстояние до Пушкина, ударил его в живот чуть выше левого бедра.

Одновременно с выстрелом Раевский налетел на Пушкина сбоку, стараясь оттолкнуть или хотя бы заслонить собственным телом, но понял, что поздно, пуля слишком близко, не успеть.

Успел, однако, Волошин. Лёжа ничком с вытянутыми руками, он обнаружил, что на ладонь ему вот-вот наступит левая нога Пушкина. Пока за спиной громыхало ружьё Бурсука, Волошин крепко сжал пальцы у Пушкина на лодыжке и рванул на себя.


Еще от автора Леонид Михайлович Поторак
Странные сближения. Книга вторая

Это — исторический роман, приключенческий роман, роман-пародия, остросюжетный детектив, биография, альтернативная история, вестерн, немного поэзии… Это — не вариация на тему «что могло бы быть», но грустная и ироничная констатация: «скоро будет казаться, что так и было». Короче: это роман обо всём, кроме Пушкина. А то, что Пушкин в этой книге оказался главным действующим лицом, не имеет никакого значения. Короче, это продолжение приключений тайного агента Коллегии Иностранных Дел А. Пушкина на юге империи.


Сатья-Юга, день девятый

Хороший кофе не должен бодрить. Он должен воскрешать из мёртвых. Впрочем, книга не об этом. Незаметно для всех наступил Золотой век, он же Эра милосердия, он же — Сатья-Юга. Незаметно — потому, что жизнь по неизвестным причинам не стала лучше. И разобраться с загадкой предстоит самому Шестикрылому Серафиму, начальнику над всеми небесными сферами. Впрочем, книга не об ангелах. Книга о рождении чудовища — из обычной жизни, из знакомой нам всем эпохи, из судьбы, в которой нет ничего примечательного. Книга о прекрасной и опасной вере в свою правоту.


Рекомендуем почитать
Рождение Эмеральда, слабость Амбера

Миры Эмеральда являются свободной прелюдией к мирам «Амбера» Роджера Желязны и к «Хроникам Фауста» Константина Мзареулова. Некоторые события и данные основываются на мелких подробностях из тех книг, но возможны случайные противоречия. Спасибо Роджеру Желязны за идею войны Амбера с Хаосом. Спасибо Константину Мзареулову за то, что он оригинально продолжил «Хроники Амбера» серией «Хроники Фауста». Спасибо Льву Стрельникову, моему приятелю, за то, что он морально помог стать мне писателем и тем самым начать создание «Хроник Эмеральда».


На седьмом небе

Сегодня пятница, 20 ноября 2038 года. Я лежу на земле и смотрю в небо. Там наверху, далеко, темно так, что хоть глаз выколи. Хоть оба вырви, а ничего нет. Представьте, что вы закрыли глаза — и пусто. Выпили чай, пустая кружка, открытые настежь окна дома — и холодно. Холодно, снег шел уже много раз. В этом году холодно, и в следующем будет также, если не пошевелитесь. Если не включите чайник, не закроете окна, не заставите сигнализацию работать, не проверите детей, жену, собаку… Никакого тебе больше чая, жены.


Красная Горка

Это небольшая история о следователе Павле.


Петля на шее

Главный герой — полицейский под прикрытием. Он под личиной обычного взломщика внедрился в банду грабителей и теперь должен вычислить их босса, который с помощью этой и еще нескольких банд совершает одно ограбление за другим. Но судьба имеет на главного героя другие планы.


Стрела на Север

Приключенческая повесть с инопланетянином, делающим неожиданные подарки.


Вечный эмигрант

Трясет Перу, и Яву, и Бермуды И тонет Русь в дешевеньком вине А я живу, живу с мечтой о чуде, "Сосновых башнях"* в дивной той стране...