Странники у костра - [117]

— Ноги протянешь.

— Нет, я же к примеру говорю.

— А в совхозе как?

— А там, по-моему, зарплата, как у рабочих.

— А им кто плотит?

— Государство, конечно. Я же объяснял. Да! А у колхозников сейчас на трудодень выходит и деньгами, и продуктами, которые осенью получают: зерно, овощи и так далее.

— Объяснить-то ты объяснил, верно… В совхозе, выходит, тоже сами себе плотят?

— По идее — да. Наверное. Ведь, в общем-то, все народное. Но я еще подумаю, — Володе и в голову не приходило, что кто-то когда-то спросит его о колхозах и совхозах, более того, он никогда всерьез не интересовался их жизнью. «Черт, как неудобно. Путаюсь, огород, действительно, горожу. Что же я, что еще помню? Так… кулаки, коллективизация, МТС… Но кто кому платит, какая особая разница между колхозами и совхозами — убей бог!»

И хоть вслух Володя ничего не сказал о своем досадном неведении, Еремей Степаныч, видимо, уже убедился в нем, потому что снова замолчал — похрустывала лишь борода, крепко прижатая к груди.

— Да, паря. Ломай теперь башку над твоими речами, — несколько погодя сказал Еремей Степаныч и опять уткнулся в медленную, с редкими вздохами думу.

Степка, поняв, что отец задумался надолго и теперь можно осмелиться самому поспрашивать, подсел к Володе.

— Слышь, а ребята-то как живут? — голос у него осип от послушного затяжного молчания.

— Хорошо, хорошо, — вяло отозвался Володя, все еще переживая свои бестолковые, маловыразительные ответы и мучаясь догадкой, что он разочаровал в чем-то Еремея Степаныча, а в чем именно — никак не мог уловить.

— Чо же, учитесь все?

— Конечно. — Володя встряхнулся. — Все, кому не лень.

Степка возбужденно хохотнул:

— Ха-ха! Говори тут! Кому не лень! Спросить хочу: вот я, к примеру, на кого могу выучиться?

— Да на кого хочешь! На инженера, на учителя, на врача. Да если перечислять, до утра хватит.

— Здорово, паря. А на командира могу?

— Военным, что ли, хочешь быть?

— Я к примеру спрашиваю…

— Запросто. Иди в военное училище или в академию. И пожалуйста, командуй.

Степка коротко, жадно вздохнул, с этаким нетерпеливым всхрапом, ударил кулаком по колену:

— Скорей бы уж отвоеваться! Учиться пойду. А то и побегу.

— На командира?

— Может, и на командира. — Степка помолчал. Опять вздохнул: — Ну, еще чо вы делаете?

— Как — что делаем? — не понял Володя.

— Ну, учитесь. А еще чем занимаетесь?

Володя растерялся: «Жизнь, что ли, ему пересказывать? Мол, с матерью одни живем, по дому ей помогаю, на стадион хожу, книжки учусь переплетать? Или про Настю? Про Кеху? Вот, мол, как мы любим и ссоримся. Нет, это все — личная жизнь, ее не перескажешь, ему скучно будет слушать. Он наверняка спрашивает про общее какое-то дело».

— Многие же в комсомоле. Дел хватает.

— Слыхал я про комсомол. До нас-то он еще не дошел, но в отряде один мужик есть, он знает, рассказывал. Говорил, что большевикам ребята должны помочь беляков разбить и Советскую власть, значит, как следует везде устраивать… Интересно?

— Что — интересно?

— В комсомоле быть?

— Странно спрашиваешь. Скучно, интересно — не в этом дело. Тут по-другому рассуждай: готов ли ты в комсомоле быть, готов ли сознательно Советскую власть защищать? Или рано тебе. Тогда голубей гоняй да по чужим огородам шарься, — Володя воодушевился своим объяснением: уж Степке-то он все по полочкам разложит.

— Я, однако, воюю. А ты что делаешь?

— Я-то?

— Ты-то?

— Сады садим, с пацанами маленькими возимся, в движении мира участвуем — уже тыщу рублей заработали, музей при школе открыли. Кстати, про вас и про ваше время. — Володя передохнул: никогда еще не приходилось ему разделять жизнь на просто жизнь и на жизнь в комсомоле, да, наверное, и не стоило разделять: он учится, он — комсомолец — и по-другому никогда и не думалось. Но сегодня — особый случай, и вот нужен сторонний взгляд, потянувшись за которым Володя впервые подумал: «А что? Правда, дел хватает!»

Степка спросил:

— И все?

— А тебе мало, да? Думаешь, меньше, чем воевать? — Володя обиделся за свое время и разозлился: — Заводы мы строим, землю пашем, в армии служим! И, если хочешь, крови тоже не жалеем! Мало, да?

— Не духарись, паря, не духарись. Нормально все, — Степка вроде бы улыбнулся в темноте, и голос у него стал потише. — Я же просто спрашиваю — интересно мне.

Поднялся Еремей Степаныч от потухшего костра:

— Спать пора! Завтра чуть свет выйдем. — Он оглядел небо. — Спать, спать. Вон вызвездило — глухая ночь.

Нюра при этих словах встала, прошла мимо коптильни, спустилась с бугра — белая кофточка плавно исчезла, утонула за ним. Володя подумал, что Нюра молчала весь вечер, сидела как каменная. «Что же, неинтересно ей, что ли? Хоть бы слово, — он почувствовал слабую, чуть ворохнувшуюся обиду на Нюру. — Будто меня и нет. Хоть бы из вежливости о чем-нибудь спросила. Не каждый день видимся, — Володя тихо ахнул, стукнул ладонью по лбу, засмеялся: — Ну, ты даешь. Не каждый день. Забыл, куда попал! Окунулся, поверил. Может, нервы уже не держат, а? Дурак ты дурак!»

Еремей Степаныч звал его:

— Вовка, давай на боковую. Привык, поди, спать — не поднимешь.

— Я еще чуть-чуть посижу. Неохота что-то. Хорошо вон как.