— Я понимаю это, — холодно ответил Хейм. — В конце концов, я психолог. И полностью понимаю всю отчаянную нужду в подобном устройстве Империи. Но я также знаю и то, что это ведет ее к гибели: ее цель в поддержании удовлетворяющего ее состояния статуса не может быть понята в динамично меняющемся космосе. На самом деле Имперский империализм — просто результат игнорирования Империей других, лучших путей. И мы в состоянии обнаружить этот лучший путь только в результате исследований, и этот проект на Семнадцатой Станции — самый многообещающий среди всех исследований Основания. Пока мы не обнаружили другого пути решения нашей дилеммы, Империя находится под угрозой — рано или поздно что-нибудь случится, и она рухнет.
Глаза Горама сузились.
— Это почти что государственная измена, — пробормотал он.
Хейм рассмеялся и посмотрел на маршала осторожным, «ну, мы-то с вами понимаем», взглядом, потом отошел от стены офицерской каюты и коснулся какой-то кнопки. Телеэкран загорелся. Бесчисленное количество звезд вспыхнуло в бесконечной темноте, с величественной надменностью взирая немигающим суровым взглядом драгоценностей, распростертых на безразличном лике вечности. Вот по небу протянулся Млечный Путь, туманности и звездные скопления вращались, совершая свой долгий путь по небосклону, и другие галактики вспыхивали загадочными сигналами в световых годах и столетиях отсюда. Как всегда, психолог почувствовал себя карликом, испугался и замер, пораженный этим колоссальным воздействием.
— Это была великая мечта, — пробормотал он. — Не было более сильной мечты, чем завоевание вселенной человечеством… и все же, как это часто бывает, человечество перепрыгнуло само себя и разорвалось на части под ударами реальности — в этом случае нам поражение нанесла простая арифметика. Как согласовать и скоординировать сотни тысяч звезд, не применяя абсолютизм и намеренно сохраняемый статизм; как быть едиными с нашими собственными достижениями? Какой здесь может быть другой ответ?
Он обернулся к Гораму. Полководец сидел неподвижно, с твердокаменным лицом, словно примитивный идол.
— Мы ищем новый день, — сказал Хейм. — И нам кажется, что мы нашли его на Семнадцатой Станции. Это первая надежда за четыре тысячи лет.
Планета была почти что земной: огромный синий сфероид, величественно вертящийся под невероятно пространственным небом с мягко сияющей луной в качестве спутника. Полярные сияния простирались через заледеневшие полюсы, и облачные массы затуманивали зеленоватокоричневые континенты: ураганы, облака, снег, дождь и ветер ниспровергались из небес на широкие прекрасные поля и величественные горы; и глядя вниз из стерильного стального окружения корабля, вспоминая о городе-планете, охватившем всю Землю, и холодной суровой механизированной системе всей Имперской жизни, Хейму вдруг на короткое время показалось, что он постиг мудрость. И тут же он позавидовал своим экспериментаторским мышкам, что находились там, внизу, на этой молодой зеленой планете. Даже если они будут уничтожены, их судьба окажется более счастливой, чем у их хозяев.
Но их не уничтожат. Не должны.
— Где находится ваш пост наблюдения? — спросил Горам.
— На астероиде, довольно далеко отсюда, и он постоянно пребывает в невидимом состоянии.
— А почему не на спутнике? Это ведь намного ближе.
— Да, но расстояние для трансвизора не имеет никакого значения. И кроме того, если — и когда — колонисты прознают о средствах для совершения межпланетных путешествий, нам придется покинуть луну, в то время как мы остаемся совершенно скрытыми на невидимом планетоиде.
— Я бы сказал скорее «если», чем «когда», — хмуро поправил Горам. — Ведь именно вы сообщили, что местные жители экспериментируют с ракетами, которые обеспокоили правителей Империи в такой степени, что мне было приказано отправиться сюда и посмотреть, а не лучше ли просто стерилизовать планету.
— Я уже говорил вам раньше, нет никаких причин для тревог, — возразил Хейм. — Что с того, что у этих людей имеется несколько ракетных кораблей? У них нет никаких оснований для большего, чем просто посещение других миров этой системы, которая не населена… и, разумеется, нет никаких поводов для начала колонизации: их планета по-прежнему практически ненаселена. Нынешнее поколение насчитывает только восемьсот миллионов.
— Тем не менее, как только они смогут заселить всю систему, они станут представлять опасность. Больше невозможно станет скрывать важность того, что они могут сделать. И этот успех стимулирует их к развитию межзвездных путешествий; тут уж даже вы согласитесь, что этого нельзя допустить. Межзвездный привод можно создать без нашего участия, на какой-нибудь отдаленной планете этой системы; и тут же некоторые из этих людей затеряются среди звезд, и мы не будем больше иметь над ними контроля — а результаты этого могут оказаться просто катастрофическими! Представьте себе поколение гениев в союзе с варварами!
— Говорю вам, они не воинственные. За всю их историю не было ни одной войны.
— Ладно, значит они попытаются сделать улучшения в Империи, которые окажутся неудачными, если не хуже. Разумеется, их не удовлетворит существующее положение — хотя оно-то и означает выживание для нас.
