Он сел, скрестив ноги, на лавочку в своей палатке. Сквозь открытый полог с южной стороны он видел голые стволы деревьев, утрамбованный снег, двух караульных на конях; мелькнул наконечник копья, потом появился красный флажок, после чего, наконец, возникли и сами парламентеры. Они ехали на лохматых пони, которые шли по снегу намного легче, чем лошади южан. Сами они были одеты просто: оленьи шкуры и накидки, с капюшонами на выпрямленных плечах; хотя была четко видна их худоба, и лица их были тронуты морозом, солнцем и ветром, но они не утеряли своей гордыни. Они даже не замедлили скорость, проезжая мимо охраны.
Их предводительница несла флаг. Ее капюшон съехал с волос, сверкавших на солнце как янтарь. Задолго до того, как он различил черты ее лица, ее имя вспыхнуло в сознание Сидира: Донья! Он уже и надеяться перестал, что увидит ее когда-нибудь еще. Хотя должен был! Он хотел было уже броситься ей навстречу, но что-то остановило его. «Нет, не перед моими людьми. Или ее». Он не тронулся с места. Лишь в висках зазвенели литавры.
Она остановилась у палатки, воткнула флаг в снег и спешилась. Мустанг фыркал, нетерпеливо бил копытами. Она улыбалась… улыбалась.
— Приветствую тебя, Сидир, старый боец! — громко произнесла она.
— Приветствую тебя, Донья из Хервара, — сказал он не своим голосом. — Если ты приехала с миром, это хорошо. Входи!
«Посадить тебя у моих ног, как собачонку? Не хотелось бы».
За ней в палатку вошли мужчины. Четверо из них были из ее племени возрастом от юношеского до средних лет. Кириан, Беодан, Орово, Йвен — ее мужья, сказала она. Пятый мужчина удивил Сидира. Сначала он подумал, что это рахидианец-перебежчик, но потом подумал, что, наверное, он с Фунвы, потом услышал, как его назвали Джоссереком Деррейном, и тут понял, что это киллимарейчанец. Да, он вспомнил это имя!
И различные слухи, которые приносили беженцы и шпионы сюда, на север… эти слухи доходили и до команд кораблей… На мгновение Сидир даже забыл о Донье.
— Садитесь, — резко сказал он. — Что вы намерены сообщить?
Сидя возле его правого колена, Донья посмотрела на него со смелостью, так хорошо знакомой ему, и ответила:
— Если вы сдадитесь, мы позволим вашим людям вернуться домой.
Он не сразу нашелся, что ответить:
— Донья, тебе не стоило бы дерзить.
— Нет, я говорю серьезно, — ответила она. Сегодня ее глаза казались изумрудными. — Конечно, мы не хотим, чтобы зря погибали наши люди. Но мы не держим на вас зла — даже сейчас, когда вы уходите из нашей страны. И жители Яира и Лено не станут вас преследовать, если увидят, что вы уходите. Уходите. Оставьте для верности свое оружие и уходите с миром. Не умирайте на чужой земле, не приносите скорбь своим людям. — Она положила мягкую, как мох, руку ему на бедро и оставила ее лежать там. Рука ее будто обжигала его огнем. — Мы некоторое время были друзьями, Сидир. Мне бы хотелось, чтобы мы искренне пожелали друг друг благополучия.
Он сжал кулаки, собираясь с силами, и выдавил усмешку:
— Мне нечего предложить вам, кроме того, что вы уже слышали: заключите мир с Империей. Но поскольку вы не желаете принять это, я дам вам хороший совет. Убирайтесь с нашего пути. Мы выполняем волю Престола, и если кто пытается стать у нас на пути, мы просто переедем через него.
— Дикие животные бьются о скалы, потому что не способны думать, — спокойно принес ее муж Йвен. — Вы полагаете, что с помощью своих пушек, кавалерии и сабель вы сможете подчинить нас себе. Но что, если раньше мы сами нападем на вас? Для перезарядки ваших пушек требуется несколько минут. Кавалерия вдруг может оказаться в окружении воинов с кинжалами и мечами. Мы будет сражаться рука об руку, мужчина к мужчине или женщина к мужчине. Северянин обычно проворнее южанина. Наша манера атаковать действует вашим солдатам на нервы… Все это вам известно. Черви на всем протяжении долины знают это, когда пожирают их трупы.
«Да, — подумал Сидир. — Но вот о чем вы не подумали, так это о том, что и мы можем все это учесть. Например, на Лосином Лугу наши всадники окружили ваших, согнали их в кучу и перерезали их, как бычков на бойне, а ваши пешие болваны были наголову разбиты нашей пехотой. Наша тактика испытана и проверена. Либо вы сдаетесь и бежите, либо наша военная машина перемалывает вас в порошок! Но чего же я хочу, — с болью подумал он. — Я отлично понимаю, что если мы уничтожим вас, то заплатим за это слишком высокую цену. И даже если вам удастся скрыться в своих дебрях, то за десять лет мы уничтожим всех вас, как паразитов, потеряв при этом неизвестно сколько людей».
Рука Доньи по-прежнему лежала на руке Сидира.
Проникающий в комнату солнечный луч тронул тоненькие золотистые волосы на ее запястье.
Крупный смуглый мужчина, Джоссерек из Киллимарейча, шевельнулся. Ему недоставало кошачьего спокойствия его спутников; неизвестно почему, но Сидиру показалось, что от него исходит горечь.
— Подумай вот о чем, Сидир, — сказал он. — Ты ведь собираешься вернуться в Арваннет. Допустим, ты прорвешься через нас. Но чего это будет тебе стоить?
Бароммианец изобразил подобие улыбки. Эта злобная ухмылка принесла ему облегчение.
