Странница - [5]

— Почему ты так хорошо понимаешь меня, Маркус? — спросила Лена. В сером платье было жарко и противно: оно было все-таки влажное. Маркус порылся с мешке и кинул ей рубашку шута.

— Переоденься. Твои ножки я уже видел, так что стесняться не надо. А платье посушим. — Он отвернулся и продолжил: — Сам не знаю, почему я тебя понимаю. Сроду женщин не понимал. А тебя — понимаю. Ты естественная, что ли… Делиена, а ты в принципе флиртовать или кокетничать умеешь?

— Нет, наверное.

— Ваш мир жесток к женщинам, — вдруг заявил Маркус. — Ну где ж это видано, чтоб женщина должна была целый день работать, а потом еще домашними делами заниматься?

— Ну да, — кивнула Лена, — то-то я смотрю, травницы да белошвейки сплошные бездельницы. Горничные, кухарки…

— Замужние женщины редко работают, — удивился Маркус. — Других дел хватает. Дети же, а с ними столько хлопот. Ну, случается, что белошвейка, выйдя замуж, оставляет пару заказчиц, но это больше для души. Муж-то для чего нужен, если он не может обеспечить жене и детям нормальную жизнь. А у вас, ты говорила, все работают. Да еще так: целый день… Да еще на такой работе. До сих пор не верится: женщина — на стройке… Тяжести таскать — мыслимое дело? А потом домой прийти и начать мужу суп варить. А муж лежит отдыхает, потому что он видите ли, устал… Странный мир.

— Странный, — согласилась Лена. — Каждый третий брак распадается. Не хотят жить вместе.

— А то ж, — кивнул Маркус. — Ты переоделась, поворачиваться можно? Нет, ножки у тебя точно красивые. Ну чего ты, я ж правду говорю. Если женщина сама может заработать себе и детям, зачем ей еще муж нужен? Для постели? Ну, тут, я думаю, в твоем мире тоже проблем нет. Делиена, а почему… то есть прости, конечно, а почему ты сама замуж не вышла?

— Да как-то не звали особенно. И сама не рвалась. Хотелось, чтоб по любви, а не чтоб бумажка была…

— Нормально, — пожал плечами Маркус. — Слушай, я разденусь, ладно, а то на мне штаны дольше сохнуть будут, чем на кустах.

— Я твои ножки тоже уже видела, — фыркнула Лена. — Догола только не раздевайся.

Маркус ухмыльнулся, скинул штаны и рубашку и тоже раскинул на кустах.

— Замуж надо по любви. Во всяком случае, в молодости. А то так бывает, что… Я вот от своей жены ушел.

— Ты был женат? — удивилась Лена. — А не говорил.

— Случая не было. Был я женат. Я на Пути-то ушел, мне уж тридцать было, в тридцать почти всякий мужчина женат. Ты на шута не смотри, он не пример, у шутов детей не бывает, какая ж женщина за такого пойдет… Да и вообще, быть женой шута… Вот ты бы смогла, я думаю, тебе плевать, что кругом скажут.

— Не плевать.

— Ну, как хочешь. Только со стороны-то виднее, кому на что плевать. Отец меня жениться прямо-таки заставил. Сказал, если сам не выберу, то выберет он, ну я и выбрал. Нет, она хорошая женщина была, славная, симпатичная такая. Только не любил я ее. Совсем. Уходил, даже не оглянулся.

— А дети были?

— А как же. Двое. Мальчики.

— Их ты тоже не любил?

— Нет, Делиена, — вздохнул Маркус. — Не любил. Ничегошеньки не чувствовал. Мужчина любит детей любимой женщины, а женат он на ней или нет, неважно. Вот Эви-маленькую я любил, а сыновей… У них все благополучно было потом, я интересовался. Выросли, солдатами стали, как почти всякий Гарат, один погиб в приграничной стычке, уже лет под сорок ему было. Второй благополучно умер от старости… Сама понимаешь, у меня, как у Лиасса, где-то в Гарате правнуки или праправнуки бегают… Чужой я им, а они мне. А вот жена… Она молодец. Слова плохого обо мне не говорила ни детям, ни кому другому. Потом замуж вышла за моего младшего брата, когда он овдовел. Хорошая женщина. Только не моя, понимаешь? Я и не появлялся дома больше. Присылал с оказией деньги или подарки… подарки чаще, денег у них, хвала ветру, хватало, поместье-то прибыльное было. Слышал, что принимала подарки, расспрашивала обо мне и ни разу не попрекнула.

— Может, она тебя любила, Маркус?

— Может быть. А скорей всего, понимала хорошо. Я ж не сразу ушел-то, мы шесть лет прожили. Не ссорились никогда. Мне вся округа завидовала: жена такая мудрая такому оболтусу досталась… Знаешь, а ведь гвардеец тот, из Гаратов, вполне может быть мне не дальним родственником, а прямым потомком. Сыновья-то оба женаты были, детей имели. Когда жена умерла, я как-то и перестал справляться, что там и как.

Лена погладила его по горячему от солнца плечу, на котором остался шрам от той самой схватки в хижине.

— До сих пор тебе не по себе что ушел от нее?

— Ну, не то что не по себе. Я не мог не уйти. Просто… хорошая она была. Ей не надо было соглашаться за меня выходить. И позавиднее женихи были.

— Ага, — согласился шут, вылезая из палатки. — Позавиднее были. А если ей за тебя хотелось, любого, бестолкового и необузданного? Сам же говоришь, не попрекала, значит, понимала. Повезло тебе, дураку. Знаешь же, что искренние проклятия могут иметь силу. А чего ты голый? Сушишься? Мне тоже надо. Сыро и неуютно. — Он скинул одежду и потянулся. — Есть хочу. Еда вся намокла?

— Еду всю Гару съел, — сообщил Маркус. — Даже медовые пряники.

— Вот зараза! — восхитился шут. — Ну здоров жрать, хозяйку объел.