Страна Прометея - [65]

В далеком прошлом, когда полковник Юрий молодым корнетом вышел в один из гвардейских кавалерийских полков с ним произошла серьезная неприятность. Ему случилось заехать в знаменитый на всю Россию московский ресторан «Яр». В ресторане шел кутеж: кутили здоровенные «дяди» купцы-волжане. Они выгодно купили и выгодно продали товары на Нижегородской ярмарке, и вот – приехали повеселиться в Москву. Поближе к эстраде сидели купцы, в стороне за столиком у стены расположился Юрий. С ним сидела балерина, ноги которой свели с ума всех мужчин Старого и Нового Света. Часу в третьем утра, когда счет идет на сотни рублей, когда прислуживающие татары начинают потихоньку зевать в кулак, а на эстраде появляются цыгане, кутящие купцы почувствовали прилив вдохновения.

Они встали из-за стола и устроили хоровод. По их приказанию цыгане пели какую-то заупокойную песню, а они приплясывали, поднимая ноги выше головы и притоптывали каблуками. Юрий несколько раз упрашивал балерину уйти, но ей «хотелось посмотреть» – женщина!.. Ева!.. Любопытство!.. Когда купцам надоело кружиться, они раздали цыганам деньги в золоте и кредитных билетах, из которых самым мелким была «синенькая», и заставили их показать цыганскую пляску. Цыгане бренчали на гитарах, пели, разухабисто дергали конечностями, но купцов и это не удовлетворило.

– Слушай, Юрий, – сказала балерина, – хочешь, я станцую?.. Я для тебя станцую, – прибавила она, блестя глазами и нежно вытягиваясь, как будто приготовлялась к танцу «Умирающий лебедь».

Юрий нахмурился – разве она не понимает, как неловко танцевать ей перед пьяной купеческой компанией и где – в конце концов чем «Яр» не кабак?.. Но когда женщина пришла в настроение «дерзнуть», никакие резоны не существуют… «Боже мой! Что же тут такого? Ведь танцует же она перед всяким, кто приходит в театр? Чем же русские купцы хуже американских конторщиков?.. И кроме того, ведь она не для купцов танцует, а для него – милого Юрочки…» «Милый Юрочка» пожал плечами. Балерина подозвала старшего цыгана и спросила его, умеет ли хор петь «Колыбельную песню». Заносчиво тряхнул цыган поредевшими кудрями, низко поклонился и выжидательно посмотрел на Юрия. Юрий протянул ему сторублевку…

Спи младенец, мой прекрасный…

Баюшки-баю…

Тихо смотрит месяц ясный

В колыбель твою… –

тихо и проникновенно начали цыгане. Словно детская слеза трепетали тонкоголосые струны цыганского хора и вызывали слезы. Могучим гулом поддерживали басы и вплетали в сердце слушателей тоску о неведомом и недостижимом. Купцы притихли. Балерина поднялась и с низко опущенной головой вышла на ковер, не занятый столиками. Юрий понял, что начинается импровизация…

Стану сказывать я сказку,

Песенку спою…

Ты ж дремли, закрывши глазки,

Баюшки-баю…

Балерина воображала себя несчастной матерью, с больным ребенком на руках. Она не спала несколько ночей. Ее муж – бессердечный обманщик – насмеялся над ее молодостью и чистотой, и потом бросил ее, когда она ожидала дитя. Дитя не спит. Его лихорадочно светящиеся глазенки устремлены на нее, они спрашивают ее: почему? Почему так больно?.. Спи, спи, мой маленький голубь, спи! И она тихонько и неясно качает его прелестными руками, белизна которых подобна белизне короны Эльбруса… Мягкие звуки песни зачаровывали и уносили в ту, далекую, недосягаемую страну, которая называется Детство. Ничего лучшего для укрощения опьяневших голов придумать нельзя. Юрий видел, как кое-кто из купцов смахивал с ресниц слезу… Но как раз в тот момент, когда пляска и песня достигли высочайшего давления на сердца, балерина встрепенулась, как после долгого сна, и крикнула заразительно радостно и звонко:

– Плясовую!.. Эх!

И понеслась… Тут началось столпотворение, цыгане уже не пели, а ухали и улюлюкали в восторге. Купцы, только что изнывавшие в тоске и плакавшие о материнской любви и ласке, воспрянули духом. А Юрий! Юрий морщился.

Он уже предвидел, что конец будет печален: слезы, раскаяние, истерика. Но истинного конца он не угадывал.

В порыве, который охватил балерину, было нечто болезненное. Она искала слез – и нашла их в колыбельной песне. Она искала веселья – но и бешеный танец ее не веселил. Ее душа искала чего-то такого, что вызывает последний восторг, мучительный, сладкий и оскорбительный… Балерина протянула руки молодому купцу, глядевшему на нее потерянными и страстными в то же время глазами. Ошеломленный счастьем, купец схватил ее в охапку, как-то странно охнул и побежал к дверям. Юрий переступил ему дорогу:

– Оставьте ее! – сказал Юрий.

В его голосе было нечто, заставившее купца на мгновение очнуться от охватившего его хмеля. Но – только на мгновение.

– Пусти!.. Моя! – завопил купец, перекладывая балерину на одну руку, а другой отстраняя Юрия.

Балерина находилась в состоянии, близком к обмороку. Юрий вынул новенький браунинг, холодный и изящный, и приставил его дуло ко лбу купца.

– Прочь! – сказал он негромко, но таким голосом, убедительнее которого звучит только пуля…

Купец положил балерину на ковер и кинулся отнимать револьвер.

…Непоборимая стихия?.. Да. Несчастный случай?.. Да. Один из тех случаев, которые доказывают нелогичность жизни. Ее непонятность. Дикость. Ужас.