Страна Прометея - [40]

– Это было, когда река Кубань называлась Псыж, что значит Старая вода, и когда Пятигорск назывался Псыхуаба, что значит Горячая вода. В те времена по реке Баксан жили два брата, Ибрагим – старший и Тау-Султан – младший. Оба они были отличными стрелками и наездниками, отец умер, оставив им богатство, так что всем надо было бы завидовать, глядя на братьев. Но когда судьбе угодно показать человеку, что она – все, а человек – ничто, тогда ни слава, ни богатство не имеют ровно никакого значения. Однажды старший брат, Ибрагим, отправился на пастбище посмотреть на табун. Старший табунщик с горделивой радостью показал ему недавно родившегося жеребенка, настоящего шелоха.

– Это будет не конь, а ветер, – сказал опытный старик. – Кто из вас двоих возьмет жеребенка?..

Ибрагим передернул плечами и в свою очередь спросил старого табунщика:

– Разве тебе неизвестно, что всем распоряжается старший?..

Конечно, это не был ответ на вопрос, но дело в том, что Ибрагим не договорился с братом, как делить приплод в табуне и стаде… Долго ездил он по дорогам, прежде чем вернуться домой и сообщить Тау-Султану о жеребенке. Наконец, поздно вечером он въехал во двор. Тау-Султан не позволил слуге помогать старшему брату, сам встретил его и отвел взмыленного коня в конюшню. А тем временем Ибрагим колебался: просто ли приказать брату отказаться от жеребенка в свою пользу или устроить какую-нибудь хитрость. Он ничего не решил и ничего не сказал брату. На следующий день он опять колебался и опять смолчал. И так приблизил к себе Ибрагим духа зла и зависти…

Не прошло и несколько дней, как оба брата были приглашены к соседям на свадьбу – недалеко жили соседи, ближе, чем отсюда до того дуба. – Биберд показал на старый дуб, под которым стоял стол, приготовленный назавтра. – Однако ни один порядочный кабардинец не позволит себе пройти такое расстояние пешком. Братья приказали слугам седлать лучших коней и отправились в гости. Во время танцев, когда молодые девушки показывают свою красоту, а молодые джигиты удаль, Ибрагим подошел к Тау-Султану, обнял его плечи и спросил:

– Эй, Султан-цуг (что значит – эй, маленький Султан!), почему не танцуешь?

– Я не смею выходить в круг, пока мой старший брат не покажет примера, – отвечал Тау-Султан.

– Ну, хорошо, – засмеялся Ибрагим, – ради тебя я станцую один раз, но больше уже не буду танцевать… – И он выскочил коршуном в круг и пригласил девушку.

После Ибрагима вышел и Тау-Султан. Но он вышел медленно, так вышел, как выходит барс, когда уже видит перед собою добычу. Тау-Султан не смотрел ни направо, ни налево. Он прямо направился к тому месту, где, словно звезда среди Млечного Пути, сияла красавица Фатима. Он протанцевал с нею раз и еще раз. И каждый, кто видел эту парочку, невольно вспоминал голубицу и сокола, и, улыбаясь, радовался этому воспоминанию.

В перерыве между танцами Ибрагим подошел к Тау-Султану и спросил его:

– Не видел ли ты кадия, Хаджи-Омара?

– Да, – ответил Тау-Султан, – я видел Хаджи-Омара в большой комнате, где сидят старики и почетные гости. Прикажешь ли ему что-либо передать?

– Пройди к кадию Хаджи-Омару и скажи ему, что я буду его просить поговорить с родными Фатимы об одном деле, – сказал Ибрагим и, выйдя в круг, пригласил Фатиму танцевать.

А Тау-Султан покорно пошел исполнять приказание брата.

На пути домой старший брат пел песню, а младший молчал. А дома, перед сном, Тау-Султан вошел в комнату Ибрагима и стал у дверей в ожидании, что старший брат начнет разговор. Но Ибрагим молча разделся и, закрывая глаза, пробормотал: «Спи мирно»… Всю ночь томился Тау-Султан, призывал Аллаха и просил его научить, как поступить. А утром с поклоном вошел к брату и спокойно, но твердо сообщил ему о своем решении выехать на долгое время к аталыкам (молочным братьям) в селение, стоявшее на самой границе Кабарды. Ибрагим не возражал против отъезда. И так Тау-Султан уехал, а Ибрагим завладел всем имуществом, оставшимся от отца. Он тотчас же приказал привести маленького шелоха во двор. Собрал старших родственников и Хаджи-Омара и советовался с ними о женитьбе на Фатиме. Одним словом, он думал, что целый свет зажат у него в правой руке. Но судьба, но то, что мы называем «ажаль», – уже смеялась над ним…

Биберд, словно нехотя, принял переданную ему чашу, не передыхая, выпил из нее добрую половину и продолжал:

– Родители Фатимы узнали о шелохе, и первым условием накяха[44] поставили передачу им этого жеребенка. Долго не соглашался Ибрагим, но под конец согласился. Уж очень ему понравилась черноокая Фатима. Однако ему так жалко было расставаться с жеребенком, что он попросил родственников Фатимы прийти к нему во двор и самим взять его из конюшни. «Мои глаза не выдержат этой картины, – сказал Ибрагим, – но мужчина не может плакать…» Ну, вот, хорошо. На следующее утро Ибрагим уехал в горы, а родственники Фатимы пришли к нему во двор, заранее радуясь мысли приобрести настоящего шелоха. Они имели ключ от заветной конюшни. Каково же было их негодование, когда, войдя в конюшню, они нашли там паршивого ишака, вымазанного в навозе! Такое оскорбление нельзя оставлять без отмщения. Не выходя со двора, они сорвали самую ценную и почитаемую вещь в доме – цепь над камином – и выбросили ее на дорогу. А дом и конюшню обложили соломой и подожгли.