Страна последних рыцарей - [38]

Шрифт
Интервал

Постепенно спокойно затянулась и не оставила в душе шрама первая рана, которую нанесло мне вторжение в мою жизнь чужого мира, и только много позднее я узнал, как обстояло дело с этим подозрительным крестиком, все же не совсем случайно оказавшемся в шкатулке. Одна русская девушка из Ставрополя, которая страстно полюбила моего брата, подарила ему этот талисман. Он должен был защитить его от превратностей судьбы. Мохама принял его как знак любви, потому что умел находить в своем сердце нужное место для многих, казалось бы, противоречащих друг другу вещей, не ставя при этом на карту связь с Родиной и веру. Из этих же соображений он решил взять меня на некоторое время из ограниченного, хотя и совершенного мира наших гор и ввести в далеко несовершенное, но значительно большее окружение.


>Книга третья

Потерянный рай


Наша тетя Мури, сестра отца, которая после смерти матери смотрела за мной и моим братом Бари, давно овдовела, но, как очень деятельная и достойная уважения личность, играла большую роль в общественной жизни Чоха. Однажды она решила женить своего сына Алтая. Выбрав с мудрой осторожностью и осмотрительностью подходящую невесту и договорившись с ее родителями, она начала приготовление к свадьбе. В ее большом старом доме в течение месяца всё драили и чистили, затем резали скот и договорились с музыкантами. Весь аул ждал свадьбы внука Захари, наиба великого Шамиля, как важного события.

В то время как мать была занята свадебными приготовлениями, Алтая, как и положено по обычаю, не было дома. Он должен был все это время скрываться. Если бы кто-нибудь узнал о местонахождении жениха, его тут же схватили бы и взяли под стражу. А это считалось позором. Никогда не разрешалось жениху свободно передвигаться по аулу. Это противоречило обычаям, поэтому Алтай прятался у друга, откуда ему разрешили выйти лишь в день бракосочетания. Только мы, его двоюродные братья и ближайшие друзья, были посвящены в тайну и иногда составляли ему компанию.

Несмотря на все радостные предсвадебные хлопоты, Алтай сидел хмурый и удрученный в маленькой комнатке. Бледный, небритый и небрежно одетый, он находил успокоение лишь в курении. Он часто начинал возмущаться происходящим и ругал себя за то, что дал втянуть себя в этот спектакль. «Как я мог это позволить, я, офицер, просвещенный современный человек! Я раньше смеялся над теми, кто готов был купить кота в мешке, а теперь сам не знаю, как выглядит моя невеста. И все это лишь потому, что моей матери вздумалось женить меня, пока она жива».

Чтобы понять состояние Алтая, нужно было знать, что среди товарищей он слыл самым смелым и бесшабашным офицером всего полка. За его прекрасную элегантную внешность и его безудержное лихачество в него были влюблены многие женщины, из которых, по его собственному признанию, он предпочитал девушек взрослым дамам, для завоевания которых требовались терпение и выдержка, а это его не устраивало.

О его похождениях знали все, но даже в тех случаях, когда другого ждали бы большие неприятности, ему лишь с улыбкой грозили пальцем, настолько он был популярен благодаря безотказно действующему обаянию, называемому шармом, ореолом которого он был окутан.

Он был прав, ощущая нелепость и несоответствие всего происходившего его положению в светском обществе. От патриархальных взглядов наших отцов, считавших брак и воспитание детей важным и почетным делом, а любовные похождения смешными и бессмысленными, он давно отошел. Однако уважение к обычаям оказалось достаточным, чтобы заставить его в этот раз почувствовать их силу, и он, никогда не любивший ждать, сидел тут в вынужденной и праздной изоляции. Мы пытались поднять ему настроение, испытывая при этом легкое злорадство.

Между тем настало время, когда мы, родственники и друзья жениха, должны были выехать навстречу невесте, приближающейся со своей свитой, и сопровождать ее до нового дома. Избранница была из рода Гитинавасул, а Гуниб был местом встречи обоих тухумов, чтобы затем вместе направиться в Чох. Я был тогда еще подростком, неопытным в оценке женщин, но я искренне обещал Алтаю, если мне удастся увидеть невесту без покрывала, обязательно сказать ему сразу свое компетентное мнение «художника».

За невестой ехало сорок наших мужчин во главе с пожилым, седовласым дядей майором Хаджи-Мохама. Когда конная процессия вышла из горных теснин на широкую речную долину, наш предводитель презрительно сказал: «Нынешняя молодежь стала какой-то вялой и медлительной. Не то, что в наше время, когда поездки за невестой оживлялись смелыми и мужественными поступками. При виде такой прекрасной равнины мы не могли спокойно ехать и тут же пускали лошадей вскачь и делали всякие выкрутасы!» Всадники не заставили себя ждать, стараясь превзойти друг друга в исполнении смелых трюков. Но, по мнению главного, это не шло ни в какое сравнение с тем, что совершали смельчаки в годы его юности. Подстегиваемый своими горячими и громкими возгласами, он вдруг вскочил ногами на седло своего коня и, стоя подстрелил кружившего над нами орла. Ликование, вызванное его поступком, примирило офицера с настоящим.


Рекомендуем почитать
Гойя

Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.


Автобиография

Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.


Властители душ

Работа Вальтера Грундмана по-новому освещает личность Иисуса в связи с той религиозно-исторической обстановкой, в которой он действовал. Герхарт Эллерт в своей увлекательной книге, посвященной Пророку Аллаха Мухаммеду, позволяет читателю пережить судьбу этой великой личности, кардинально изменившей своим учением, исламом, Ближний и Средний Восток. Предназначена для широкого круга читателей.


Невилл Чемберлен

Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».


Победоносцев. Русский Торквемада

Константин Петрович Победоносцев — один из самых влиятельных чиновников в российской истории. Наставник двух царей и автор многих высочайших манифестов четверть века определял церковную политику и преследовал инаковерие, авторитетно высказывался о методах воспитания и способах ведения войны, давал рекомендации по поддержанию курса рубля и композиции художественных произведений. Занимая высокие посты, он ненавидел бюрократическую систему. Победоносцев имел мрачную репутацию душителя свободы, при этом к нему шел поток обращений не только единомышленников, но и оппонентов, убежденных в его бескорыстности и беспристрастии.


Фаворские. Жизнь семьи университетского профессора. 1890-1953. Воспоминания

Мемуары известного ученого, преподавателя Ленинградского университета, профессора, доктора химических наук Татьяны Алексеевны Фаворской (1890–1986) — живая летопись замечательной русской семьи, в которой отразились разные эпохи российской истории с конца XIX до середины XX века. Судьба семейства Фаворских неразрывно связана с историей Санкт-Петербургского университета. Центральной фигурой повествования является отец Т. А. Фаворской — знаменитый химик, академик, профессор Петербургского (Петроградского, Ленинградского) университета Алексей Евграфович Фаворский (1860–1945), вошедший в пантеон выдающихся русских ученых-химиков.