Страна коров - [175]

Шрифт
Интервал

И самая долгая из всех мною виденных.

* * *

Со временем горизонт начал светлеть, и в тусклом свете я тихонько постучал в ветровое стекло «звездного пламени». Внутри медленно зашевелились два тела, потом задвигались, затем сели, щурясь на меня сквозь стекло.

– Уже полшестого, – сказал я. – Пора заходить.

Двое вышли из машины, и мы вместе двинулись в больницу, где нас направили на четвертый этаж. Там больничную комнату ожидания жестко освещал белый свет, который после нашего длинного путешествия из тьмы еще сильнее резал нам глаза. Когда мы сказали нянечке, что мы здесь навестить Уильяма Смиткоута, профессора из Разъезда Коровий Мык, которого в этот же день привезли на неотложке, женщина сверилась с какой-то писаниной, после чего показала дальше по коридору.

– По одному посетителю за раз, пожалуйста, – сказала она.

И Бесси, и Рауль глянули на меня, и потому я двинулся по длинному белому коридору к палате, где обнаружил Уилла в постели – он спал, а к его руке была приклеена трубка. В искусственном свете кожа старого историка выглядела грубой и бледной, сквозь ее поверхность только начали пробиваться седые щетинки. Волосы у него вымокли от пота, и их откинули на одну сторону, а сам он лежал, извернувшись шеей на подушке.

Я окинул взглядом палату, которая была аскетична и функциональна. В углу закреплен телевизор. Столик и стул с фальшивым цветком в вазочке. В шкафу висела старая одежда, что была на Уилле, когда его сюда перевезли: твидовый пиджак и серые штаны, красный галстук-бабочка. Ботинки его аккуратно стояли на полу шкафа. На полку поместили его федору.

– Что там происходит? – спросили Рауль и Бесси, когда я вернулся в комнату ожидания сообщить им последние известия.

– Он еще спит.

– Так что мы теперь будем делать?

– Ну, теперь остается только ждать…

Бесси схватила кроссворд. Я сел на холодный виниловый стул. Рауль листал женский журнал.

– Он, вероятно, будет спать еще сколько-то, – сказала нянечка после того, как прошел час. – Вы бы сходили позавтракали, а вернетесь еще через часок.

И вот так за кофе и пончиками в больничном кафетерии мы втроем сидели и беседовали ни о чем. Вокруг нас приходили и уходили работники больницы. По полу протолкали пустое кресло-каталку. За пустым столиком сидела и читала Библию какая-то старуха. Я наконец заметил часы на стене.

– Почти семь, – сказал я. – Заря снова пришла. Солнце уже определенно встало. Если присмотреться, вы увидите, как вон в то окно струится свет. А Уилл еще спит. Не уверен, что еще нам остается на этом рубеже, кроме как ждать.

– Ненавижу больницы, – сказала Бесси.

– А кому они нравятся?

– Врачам!

– Вполне уверен, даже им они не нравятся.

– Вероятно, вы правы, – сказал Рауль. – Полагаю, у академии нет монополии на тихо страдающий профессионализм…

Каждый из нас съел свой завтрак без аппетита, беседа текла устало и уныло. Быть может, в глубине наших душ мы рассчитывали, что Уилл окажется так же энергичен, каким был до своего отъезда: что он встретит нас в больнице с сигарой в руке, учтиво сняв федору, и расскажет какую-нибудь далеко идущую историю о своем матримониальном геройстве. А вместо этого мы нашли тут старика – едва дышащего и одинокого в стерильной больничной палате. Принять такое было трудно, и каждый из нас, казалось, силился справиться с этим по-своему.

– Он у всех был шилом в заднице, – сказала Бесси.

– Я читал, что нынче курение наносит вред здоровью, – сказал Рауль. – Что там о бурбоне говорить…

Я выслушал эти заявления, затем внес собственную лепту в попытки справиться с печалью, что проговаривались вслух.

– Нелегко, – сказал я, – примирить истории человека с его будущим.

В больничном кафетерии время текло еще медленней. Мы ели. Мы говорили. Мы вяло помешивали кофе. В дальнее боковое окно сияло солнце. Наконец на лице Рауля вспыхнула улыбка. В сложившихся обстоятельствах она казалась резкой и неуместной.

– Поглядите-ка туда! – сказал он. Рауль жестом показывал мне за спину, на стену напротив себя. Я оглянулся через плечо, но ничего не увидел. Снова обернувшись к нему, я сказал:

– Стена.

– Нет, не сама стена… Смотрите пристальней!..

Еще раз обернулся я и посмотрел. И теперь только заметил, на что Рауль все это время показывал: вверху, где-то на уровне трех четвертей стены, белым трафаретом по черному изображался контур сигареты, дымящейся одной извилистой линией. Сигарета была перечеркнута красным, а под нею значились слова: «НЕ КУРИТЬ».

– Думаю, Уилл бы оценил столик, который мы выбрали!..

Я рассмеялся Раулеву наблюдению и отпил еще кофе.

– Давайте выпьем за Уилла, – сказал я и чокнулся своей кофейной чашкой с ними. – За настоящее шило в заднице!

– За историю! – сказали они и сделали то же самое.

* * *

В восемь утра мы втроем вернулись в комнату ожидания у палаты Уилла, где нянечка сказала нам, что наш друг еще спит. В девять мы поймали себя на том, что снова сидим на холодных стульях. В десять я заглянул внутрь – Уилл еще спал. В одиннадцать врачи его разбудили, чтобы взять какие-то анализы, но он тут же уснул опять. К двенадцати мы еще так и не увидели его бодрствующим.

– Поздновато, – сказала Бесси. – Может, обратно поедем?


Рекомендуем почитать
Холм грез. Белые люди (сборник)

В сборник произведений признанного мастера ужаса Артура Мейчена (1863–1947) вошли роман «Холм грез» и повесть «Белые люди». В романе «Холм грез» юный герой, чью реальность разрывают образы несуществующих миров, откликается на волшебство древнего Уэльса и сжигает себя в том тайном саду, где «каждая роза есть пламя и возврата из которого нет». Поэтичная повесть «Белые люди», пожалуй, одна из самых красивых, виртуозно выстроенных вещей Мейчена, рассказывает о запретном колдовстве и обычаях зловещего ведьминского культа.Артур Мейчен в представлении не нуждается, достаточно будет привести два отзыва на включенные в сборник произведения:В своей рецензии на роман «Холм грёз» лорд Альфред Дуглас писал: «В красоте этой книги есть что-то греховное.


Почерк судьбы

В жизни издателя Йонатана Н. Грифа не было места случайностям, все шло по четко составленному плану. Поэтому даже первое января не могло послужить препятствием для утренней пробежки. На выходе из парка он обнаруживает на своем велосипеде оставленный кем-то ежедневник, заполненный на целый год вперед. Чтобы найти хозяина, нужно лишь прийти на одну из назначенных встреч! Да и почерк в ежедневнике Йонатану смутно знаком… Что, если сама судьба, росчерк за росчерком, переписала его жизнь?


Избранное

В «Избранное» писателя, философа и публициста Михаила Дмитриевича Пузырева (26.10.1915-16.11.2009) вошли как издававшиеся, так и не публиковавшиеся ранее тексты. Первая часть сборника содержит произведение «И покатился колобок…», вторая состоит из публицистических сочинений, созданных на рубеже XX–XXI веков, а в третью включены философские, историко-философские и литературные труды. Творчество автора настолько целостно, что очень сложно разделить его по отдельным жанрам. Опыт его уникален. История его жизни – это история нашего Отечества в XX веке.


Новая дивная жизнь (Амазонка)

Перевернувшийся в августе 1991 года социальный уклад российской жизни, казалось многим молодым людям, отменяет и бытовавшие прежде нормы человеческих отношений, сами законы существования человека в социуме. Разом изменились представления о том, что такое свобода, честь, достоинство, любовь. Новой абсолютной ценностью жизни сделались деньги. Героине романа «Новая дивная жизнь» (название – аллюзия на известный роман Олдоса Хаксли «О новый дивный мир!»), издававшегося прежде под названием «Амазонка», досталось пройти через многие обольщения наставшего времени, выпало в полной мере испытать на себе все его заблуждения.


Он пришел. Книга первая

Дарить друзьям можно свою любовь, верность, заботу, самоотверженность. А еще можно дарить им знакомство с другими людьми – добрыми, благородными, талантливыми. «Дарить» – это, быть может, не самое точное в данном случае слово. Но все же не откажусь от него. Так вот, недавно в Нью-Йорке я встретил человека, с которым и вас хочу познакомить. Это Яков Миронов… Яков – талантливый художник, поэт. Он пересказал в стихах многие сюжеты Библии и сопроводил свой поэтический пересказ рисунками. Это не первый случай «пересказа» великих книг.


Розовый дельфин

Эта книга – история о любви как столкновения двух космосов. Розовый дельфин – биологическая редкость, но, тем не менее, встречающийся в реальности индивид. Дельфин-альбинос, увидеть которого, по поверью, означает скорую необыкновенную удачу. И, как при падении звезды, здесь тоже нужно загадывать желание, и оно несомненно должно исполниться.В основе сюжета безымянный мужчина и женщина по имени Алиса, которые в один прекрасный момент, 300 лет назад, оказались практически одни на целой планете (Земля), постепенно превращающейся в мертвый бетонный шарик.