Страна клыков и когтей - [49]

Как только она выходит из корреспондентского отдела, из света и в узкий проход, ведущий в главный коридор, смутное беспокойство возвращается. Свет вдруг меняется с тускло-белого на темно-голубой. Слева светится и гудит столовая, самое счастливое место на этаже. Но она уходит от ее комфорта, все дальше во тьму, прочь от корреспондентского отдела, и начинает формулировать план. Пришедшие из Румынии пленки напоминают ей электронные письма с вирусами. Такие она за милю видит: лживая завлекалочка про легкие деньги или похоть в заголовке так и молит, чтобы письмо открыли, лишь бы потом разнести систему в клочья. Она нюхом такое чует. Пленки нельзя пускать в общий банк данных, нельзя оцифровывать. Она положит этому конец, но сделает это не через администрацию сети, где у нее остались кое-какие друзья. Она сделает это по старинке, методами «Уэзер Андеграунд»: обманом, саботажем и, если потребуется, силой.

22

У поворота к монтажным Джулия мешкает, оглядываясь на туалеты и лифты, на сдержанные приветствия у стойки охранников. Она уже прошла мимо Менарда Гриффита, их охранника, перебросилась с ним парой фраз, получила свою долю радости, словно поговорила с существом из другого, более доброго мира. Менард хороший, порядочный человек и всегда отпускает комплименты ее улыбке, которая уже давно дается ей не без труда. Но он далеко, в середине коридора, за туалетами и лифтами, а она тут, на пороге лишенных окон звукоизолированных монтажных. Всю жизнь ее обвиняли в паранойе. Она не обижалась. Вытянув шею, она принюхивается. «Я как животное, — думает она, — которое пробует воздух». И в запахе длинных дней и взаимозаменяемых ночей, затхлых духов и холодного пота она улавливает что-то еще. «Атмосфера тут изменилась, — думает она. — Все изменилось, весь этаж. Наверное, здесь витает призрак Иэна. Или еще кто-то умер. Может, Локайер, услышав, что уволен. Кто-то говорил, что он бегом выбежал из стеклянных дверей здания, весь в слезах и бормоча ругательства».

Она направляется к себе, где ее новый продюсер, наверное, уже недоумевает, куда она, черт побери, подевалась. Прагматизм Тротты заставляет ее злиться на себя саму. У нее дети подростки. У нее большая квартира в Манхэттене, и каждый день ей приходится пробиваться через пробки на машине, которой место на свалке. Она восемнадцать лет выдержала на этой работе, и нельзя разваливаться сейчас. Такое — для локайеров. Она крепче, злее, мудрее.

Приготовив извинения, Джулия распахивает дверь, и из темноты на нее бросается бледная тень в голубой военной форме, мертвенно-бледный солдат армии северян, при портупее и фуражке, из-под которой развеваются пряди светлых волос. Словно ожил документальный фильм. Джулии кажется, что она слышит звуки призрачных банджо. Не в силах двинуться с места, она испускает вопль, сердце у нее колотится, а призрак надвигается, вот-вот ее коснется. Руки поднимаются к ее горлу. Ее вопль служит сигналом тревоги. Из соседних монтажных выбегают люди. Кто-то включает лампу на столике у двери, и Джулия понимает истинное положение вещей. Солдат-северянин снимает фуражку, по плечам рассыпаются каштановые волосы, покачиваются серьги с искусственным жемчугом.

Это ее новый продюсер.

23

Несколько монтажеров с минуту пялятся на дверь в комнату, смотрят, как Джулия пытается скрыть ужас за нервическим смешком. Наконец продюсер их прогоняет. Закрыв дверь, она садится рядом с Джулией и представляется как Салли Бенчборн из команды Сэма Дэмблса.

— Здравствуй, Салли, — запинаясь, выдавливает Джулия. — Пусть мое поведение тебя не обманывает… я… я большая поклонница твоих сюжетов.

— Наверное, мне надо объяснить, — судя по всему, Салли еще более не по себе, чем Джулии. — У меня такое хобби. Ролевые игры по событиям Гражданской войны. В прошлые выходные я провела с моим взводом Двадцать Седьмого Добровольческого Массачусетского полка. Мы взяли форт Макалистер, и у меня не было времени переодеться. У меня и правда такой пугающий вид?

Джулия так не считает, ведь ее вопль поднялся с куда большей глубины. Из страха, который нарастает с тех самых пор, как из Румынии прибыли пленки. Сейчас он словно превратился в реальную, физическую болезнь. А Салли лишь выпустила его на волю, и Джулии стыдно, что она устроила такую сцену из-за костюма, особенно перед остальными монтажерами, которые станут безжалостно судачить у нее за спиной.

— Хорошенькое первое впечатление, а? — пытается усмехнуться Джулия.

Салли кладет фуражку на архивную стойку, рядом с пакетиком грецких орехов.

— Я разные реакции видела на мою форму, но истерику — впервые.

— Не-а. Истерика — это когда на пол падают, сворачиваются калачиком, а потом санитаров надо взывать. Ты уж мне поверь. В темноте я увидела форму, старую форму и просто…

— На самом деле она полное воссоздание реальной…

— Уж меня-то убеждать не надо.

— Мы сами платим за обмундирование. Не постыжусь сказать, что за этот ансамбль выложила добрых семьсот долларов.

У Джулии вырывается нервный смешок.

— Ансамбль. Хорошо звучит. Маноло Бланик, шарф от «Эрме», из бутика в Геттисберге. Симпатичный ансамбль.