Страна клыков и когтей - [50]

Салли даже не улыбается. Это ведь был форт Макалистер — довольно далеко от Геттисберга.

Джулии приходит в голову, что Салли тоже, вероятно, страшно. Во всяком случае, ей не по себе. Может, она тоже чувствует странные движения воздуха, дурную вибрацию.

— А где ты достаешь обмундирование? — спрашивает Джулия, снова беря себя в руки.

Тряхнув волосами, Салли расстегивает ворот плаща.

— Заказываю через Интернет. Есть одна фирма, которая специализируется на одежде и экипировке времен Гражданской войны.

— И это все, кроме меня, знают?

— Теперь да.

Джулия пересаживается с диванчика на свое кресло, проверяет стикеры на стене. Повернувшись, берет орехи.

— Хочешь?

Салли отказывается и, словно предвосхищая логичный вопрос, объясняет, что ее всегда привлекало воссоздание событий Гражданской войны. Когда-то она даже подумывала снять документальный фильм о конкретном отряде. Из идеи ничего не вышло из-за недостатка финансирования, но Салли подсела и теперь играет ради удовольствия. В ее отряде собраны люди со всего северо-востока, в основном мужчины, и у каждого есть программа и оружие — винтовка «Энфилд» со штыком.

— Она у тебя с собой? — спрашивает Джулия.

С высокомерием сноба из клуба исторической рекреации Салли поджимает губы.

— В машине. Игра кончилась поздно ночью, поэтому мне пришлось переночевать в отеле в Атланте и прилететь утром. Я даже детей еще не видела.

— Покажешь как-нибудь?

— Что?

— Штык.

— Конечно. А сейчас давай о работе.

Они обсуждают материал — биографию английского киноактера, чьи фильмы Джулии не нравятся.

— Как тебе удалось получить на такое «добро»?

Салли поднимает брови.

— При таком отношении, думаю, мы с тобой проведем немало приятных часов.

— Нет, нет, я о том, что у нас его мало знают. Просто я изумлена, что Боб тебе это разрешил.

— Англичанин скорее всего получит премию Американской академии. Вот почему. И вообще, если у тебя есть сомнения, их лучше услышать сейчас.

Джулия чувствует, что проникается к Салли Бенчборн симпатией. Такая прямолинейность! Она как будто искренне собирается сделать шедевр из своей второсортной знаменитости, и после разговора Джулия решает, что если кто и сумеет этого добиться, так только Салли. Они обсуждают порядок действий: костяк интервью уже готов, скоро пришлют нарезку из фильмов. Будет еще одно интервью и уйма вспомогательного материала, который пойдет в перебивку с основным и который отсняли в английском городке Уитби, где у актера есть летний домик. К концу недели у Джулии будет достаточно метража и, если потребуется, оцифровывать она будет в сверхурочные. Потом воцаряется молчание.

В полумраке Салли Бенчборн всматривается в Джулию. В углу комнаты без звука бегут кадры кабельного телевидения.

— Знаешь, почему я встала с дивана, когда ты открыла дверь? — спрашивает Салли.

Джулия как раз поднесла к губам орех. Теперь она кладет его в рот.

— Я встала потому, что когда ты открыла дверь, у тебя был больной вид. Я подумала, ты вот-вот грохнешься в обморок.

Джулия глотает. Салли щурится и ждет.

— О боже, — говорит Джулия.

Она проверяет интерком возле двери, удостоверяясь, что он выключен, и никто их не подслушает. Продюсер закидывает ногу на ногу, вид у нее озадаченный. Внезапно воссоздание сражений Гражданской войны уже не кажется таким эксцентричным. Салли живет как хочет, и не считает нужным оправдываться, и тем располагает к себе. Как будто нет ничего логичнее, чем надеть форму былых времен, как будто нет удовольствия больше, чем заниматься хобби, в котором сочетаются история и мода, меткость и игры в кровавые побоища на уикенд.

Джулии по нутру эта самодостаточность. Она ей доверяет и потому рассказывает Салли все: про исчезновение Эвангелины Харкер, про появление пленок из Румынии, про то, как их оцифровывает Ремшнейдер, про безразличие Тротты.

По ходу рассказа лицо Салли багровеет.

— Где Ремшнейдер?

— А что?

— Я с ним переговорю. Он хороший парень, но иногда его надо приструнить.

Джулия поднимает руку: ей показалось, она услышала шум за дверью, но Салли не обращает на нее внимания.

— Над последним репортажем я работала с Подлизой. Он быстро все схватывает, но иногда ведет себя как подросток. На самом деле, его скорее следовало бы называть Чайником. Но он меня точно послушает.

Когда Джулия на днях спросила Ремшнейдера, каково было работать с Салли Бенчборн, он ответил: «Просто цирк», но это ничего не значит. Монтажеры и продюсеры всегда живут в любви-ненависти: вцепляются друг другу в глотку с почти биологической жаждой крови. Салли зовет его Подлизой, потому что, как она объяснила, он бесстыдно напрашивается на комплименты. А он называет ее клоуном. Издержки профессии. Может, Салли сумеет образумить Ремшнейдера.

Салли застегивает ворот муслиновой рубахи, накидывает «халат федералов» (по ее словам), который Джулия приняла за плащ, и надевает темно-синюю фуражку. А после следом за Джулией выходит в коридор, направляясь к монтажной Ремшнейдера, у которого помещение в предпоследнем коридоре, чуть большее и чуть лучшее, чем у Джулии.

Его дверь закрыта, и изнутри не доносится ни звука.

— Может, ушел на ленч, — гадает Салли.