Страна гор и легенд - [52]

Подойдя к навесу лавочника, кочевники начинают с ним торговаться. Потом один из них снимает дастар, под которым оказалась стрижка «под горшок», и кладет в него несколько яиц и пригоршней чая. Вот еще одно применение традиционного дастара! Взглянув в нашу сторону, кучи не спеша подходят к машине и отлядывает возящегося у радиатора шофера.

— Хараб! (Сломалась!) — отрывисто буркнул один. Отойдя немного в сторону, они оба присаживаются на корточки и начинают наблюдать за действиями шофера и механика. Кажется, к самой машине они утратили всякий интерес.

Это был шанс поболтать с незнакомцами, но меня смущало одно обстоятельство. Во-первых, я не знаю пушту — родного языка афганских племен. Но, даже владея им, понимать кучи трудно. И не потому, что они словоохотливы. Дело в том, что кроме двух основных диалектов (восточного и западного) многочисленные племена и кланы племен имеют до полусотни различных говоров. Если же добавить к этому, что у каждого существует свой собственный запас слов, заимствований, сокращений и символов да к тому же своеобразная манера разговора, то мои сомнения станут читателю понятны.

Собрав в памяти весь нехитрый запас из пушту, стараюсь завести разговор с традиционных «как здоровье?», «как дела?», а потом «куда держите путь?». Не отказываясь от предложенных сигарет, кочевники прячут пачки куда-то за пазухи, и тот, что помоложе, начинает было отвечать, что, дескать, идем на восток, но его прерывает подбежавший босоногий паренек, который торопит к биваку.

— Пойдем! — кивают кочевники и мне.

— Ты учишься? — улучив момент, спрашиваю мальчика, но тотчас жалею о своих словах: охватить кочевников системой просвещения все еще чрезвычайно трудно, хотя уже предпринимаются энергичные меры для создания сезонных школ в районах их кочевьев.

— Нет, не учусь! — нимало не смутившись, отвечаю паренек и добавляет: — Но наших овец считать умею, запрягать верблюдов и разводить огонь тоже. Разве этого мало?

А потом, словно желая доказать, что это действительно очень много, показывает в сторону нашей нашей машины:

— Ты вот, небось, учился, а починить свою машину не можешь!

Приближаемся к небольшому биваку, в центре которого три пропыленных шатра. Но сейчас они не похожи на шатры — только несколько простых деревянных конструкций, покрытых черной шерстяной и войлочной тканью. Края палаток подняты вверх, и на земле видно все их нехитрое убранство: циновки, паласы, грубые ковры и полураспакованные тюки с домашним скарбом. Простота конструкции шатров, которые можно быстро и легко собрать, разобрать и погрузить на верблюдов и лошадей, — важный элемент, придающий особую мобильность кочевникам, располагающимся в шатрах только на ночлег, и нередко вместе с новорожденными ягнятами.

Поодаль от шатров сбились в кучу понурые овцы и козы. В поисках укрытия от солнца каждое животное норовит спрятать голову под брюхо соседа. Рядом овцами их непременные стражи — огромные, ростом добрых телят, псы с обрезанными хвостами и ушами «Чтобы предотвратить болезни и чтобы были злее», объясняют кочевники. Кажется, что зной разморил и собак, но, заприметив чужих, они легко срывают с места и с хриплым лаем, свирепо скаля желтые клыки сопровождают нас к своим хозяевам.

Кроме детей, собирающих верблюжьи колючки — основной вид топлива кочевников, никого не видно. Только у большого валуна, в нескольких десятках метров от палаток, сидя на корточках, разжигают костер несколько мужчин. Очертания их почти неразличимы — лишь и темные пятна на серо-желтом фоне каменистой пустыни.

Поприветствовав старшего, которого можно узнать не только по возрасту, но и по тому почтению с которым к нему обращаются остальные, пытаюсь завести с ним разговор. Видя мою беспомощность в пушту, старик начинает говорить на невероятной смеси пушту и дари. Но и это было спасением, и я остался признательным кучи за проявленные снисхождение и деликатность.

Хозяин приглашает разделить с ним чай; об отказе не может быть и речи, иначе я нанес бы тяжелую обиду: традиция гласит, что даже заклятый враг, если тот с миром вошел в шатер кочевника, должен быть встречен как гость.

Пиалы и приготовленный из муки грубого помола хлеб приносят женщины, но откуда они появились, так и осталось для меня загадкой. К костру подходит только одна из них, да и то только для того, чтобы передать необходимое к чаю. Лицо ее открыто и красиво. Длинные, собранные в пучок волосы приобрели то ли от хны, то ли от солнца рыжеватый отлив. Кстати, кочевницы стригут волосы редко, и лишь в дни траура. Тонкую фигуру в черных панталонах свободно облегает широкая длинная блуза красного цвета с вышивкой на груди и рукавах.

Потом она присоединяется к товаркам, продолжающим стоять шагах в десяти от костра и напоминающим о своем присутствии только тихим шепотом и тонким звоном ожерелий. На всех женщинах панталоны и разноцветные блузы — «камизы». Незамужних можно определить в основном по прическе: длинные гладкие волосы собраны в две косы.

Главное же, что объединяет всех кочевниц, это украшения — множество, в несколько рядов, медных и серебряных монеток; на некоторых из них изображены крылатые рыбы или феникс. Их руки украшают латунные кольца, запястья — браслеты шириной до 20 см. У некоторых браслеты и кольца соединены орнаментированными цепочками, и создается впечатление, что тонкие женские руки заперты в своеобразный панцирь.