Страна Эмиграция - [37]
Они были разными и не все стали такими, как Сэмми Маркс, Барнато или Сол Кёрснер, но было у всех них общее. Они рассчитывали только на себя, они начинали с начала и дрались до последнего. Их не любили африканеры, позже — англичане, их считали выскочками, устанавливали черту… нет, не оседлости, но другую, незримую черту, ущемляя в правах, задавливая налогами и законами. В конце концов апартеид родился, как мера защиты африканеров. От черных, от индусов, от пришельцев. Не случайно Южная Африка в своё время не уступала в закрытости советской России. До сих пор отголоски или наследие тех времен дает себя знать. Белые не любят черных, черные — белых, те и другие дружно не любят индусов. Африканеры недолюбливают, а иногда просто ненавидят англичан. Зулу враждуют с Косо, евреев и греков, как водится не любят все. Этим конечно мир не удивить — чужаков, инородцев не любят везде. Слава богу, что хитросплетение взаимных «нелюбовий» в Южной Африке так запутано (все здесь чужаки), что зачастую приводит к какой-то сглаженной взаимной неприязни, что в условиях существования бок о бок десятка национальностей и культур превращается в своеобразную терпимость.
Но вернёмся к врачам.
Итак, врачи приехавшие из России попали, как говорится между молотом и наковальней. С одной стороны работать врачами им не разрешали, с другой — ничего другого они не умели и не хотели делать. Я наблюдал их борьбу за выживание вблизи и даже немного изнутри и могу сказать на примере врачей, что истории, легенды, короче говоря всё, что приписывалось и приписывается еврейской нации было, как и бывает всегда и правдой и неправдой.
Неправда — таинственный и могущественный еврейский кагал, всемирный интернационал евреев. Неправда, потому, что местные евреи, если это мешало их интересам, как и евреи Израиля, не бросались пристраивать «своих» вытесняя «гоев». В этом они сцементировались с африканерами (и африканцами на более поздних стадиях) построив мощную, почти непробиваемую стену против пришельцев.
Правда — настойчивость, предприимчивость, умение не расслабляться и находить ходы там, где их зачастую не было.
Неправда — потому что это была отличительная черта многих, но не всех евреев приехавших сюда.
Эмиграция знает и видела многое, о двух судьбах, полярных во многом я хочу вам рассказать.
Было у моих героев много общего: возраст — оба перешагнули за 40, профессия — оба в России были врачами. Оба приехали в Африку с семьями и даже «набор» детей у них был одинаковый — у каждого сын и дочка, сын старший, дочь почти несмышленыш.
Правда на этом их сходство кончалось. Один — назовем его Лёней, внешне спокойный, пунктуальный, обстоятельный. На лице часто блуждает какая-то нерешительная улыбка, он мог показаться мягкотелым, этаким рохлей, но внутри стальной стержень, но все его суждения выношенные, продуманные, правда обычно искусно замаскированные лёгким, необязательным трёпом.
Другой — Саша, взрывчатый, импульсивный, шумный. Кстати — именно он был тем возмутителем спокойствия на собрании врачей с которого начинается эта глава.
Однажды я представил себе, как они выглядели бы на боксёрском ринге. Как опытный боксер Лёня выжидает, не делает скоропалительных шагов и в глухой защите ждет оплошности или открытости противника, иногда наносит подготовленные, продуманные удары и всегда или почти всегда побеждает по очкам.
Саша не заботясь о защите всегда пытается нападать первым. Он бегает по рингу, суетится, размахивает руками, лупит по воздуху, шумит, открывается и получает удары со всех сторон. Пропустив удар, впадает в ярость, теряет голову и чаще всего оказывается в нокауте.
Начинали наши герои завоевывать Южную Африку практически одинаково, то-есть с нуля. А вот дальше пути их совершенно разошлись, но это собственно и есть моя история.
Говоря откровенно, начало было не совсем одинаковым. Хотя для их врачебной судьбы это особого значения не имело, но даже их появление здесь было отражением их характеров.
Лёня готовился к прыжку загодя, он нашел неблизких южно-африканских родственников, подготовил платформу и только после этого решился покинуть родную Россию, которая его в общем то не очень и удерживала, а напротив сделала многое, чтобы внушить ему устойчивое центробежное настроение.
Саша жил в атмосфере относительного благополучия и уважения и вдруг, как и многие из нас, сжег все мосты, перешел Рубикон и вообразив себя великим конквистадором очертя голову рванул сначала в Израиль, а потом куда глаза глядят.
Отражением их характеров, а не генетически заложенных национальных особенностей явились и дальнейшие их поступки. Лёня проявил себя так, как это и полагалось настоящему еврею (но и не только еврею — эмиграция предъявляет жесткие требования к людям не обращая внимания на национальность, цвет кожи или вероисповедание). Он сразу же начал работать, не врачом разумеется — работал на скорой помощи, продавал что-то на блошиных рынках… Но было главное — он готовился к врачебным экзаменам и сдал их одним из первых. Одним из первых получил пост в государственной больнице, одним из первых понял, что этого недостаточно. Смыслом его жизни, как и у Карла Маркса, была борьба, конечной цели в которой не было, были только переходящие, временные пункты.
«Ашантийская куколка» — второй роман камерунского писателя. Написанный легко и непринужденно, в свойственной Бебею слегка иронической тональности, этот роман лишь внешне представляет собой незатейливую любовную историю Эдны, внучки рыночной торговки, и молодого чиновника Спио. Писателю удалось показать становление новой африканской женщины, ее роль в общественной жизни.
Настоящая книга целиком посвящена будням современной венгерской Народной армии. В романе «Особенный год» автор рассказывает о событиях одного года из жизни стрелковой роты, повествует о том, как формируются характеры солдат, как складывается коллектив. Повседневный ратный труд небольшого, но сплоченного воинского коллектива предстает перед читателем нелегким, но важным и полезным. И. Уйвари, сам опытный офицер-воспитатель, со знанием дела пишет о жизни и службе венгерских воинов, показывает суровую романтику армейских будней. Книга рассчитана на широкий круг читателей.
Боги катаются на лыжах, пришельцы работают в бизнес-центрах, а люди ищут потерянный рай — в офисах, похожих на пещеры с сокровищами, в космосе или просто в своих снах. В мире рассказов Саши Щипина правду сложно отделить от вымысла, но сказочные декорации часто скрывают за собой печальную реальность. Герои Щипина продолжают верить в чудо — пусть даже в собственных глазах они выглядят полными идиотами.
Роман «Деревянные волки» — произведение, которое сработано на стыке реализма и мистики. Но все же, оно настолько заземлено тонкостями реальных событий, что без особого труда можно поверить в существование невидимого волка, от имени которого происходит повествование, который «охраняет» главного героя, передвигаясь за ним во времени и пространстве. Этот особый взгляд с неопределенной точки придает обыденным события (рождение, любовь, смерть) необъяснимый колорит — и уже не удивляют рассказы о том, что после смерти мы некоторое время можем видеть себя со стороны и очень многое понимать совсем по-другому.
Есть такая избитая уже фраза «блюз простого человека», но тем не менее, придётся ее повторить. Книга 40 000 – это и есть тот самый блюз. Без претензии на духовные раскопки или поколенческую трагедию. Но именно этим книга и интересна – нахождением важного и в простых вещах, в повседневности, которая оказывается отнюдь не всепожирающей бытовухой, а жизнью, в которой есть место для радости.
«Голубь с зеленым горошком» — это роман, сочетающий в себе разнообразие жанров. Любовь и приключения, история и искусство, Париж и великолепная Мадейра. Одна случайно забытая в женевском аэропорту книга, которая объединит две совершенно разные жизни……Май 2010 года. Раннее утро. Музей современного искусства, Париж. Заспанная охрана в недоумении смотрит на стену, на которой покоятся пять пустых рам. В этот момент по бульвару Сен-Жермен спокойно идет человек с картиной Пабло Пикассо под курткой. У него свой четкий план, но судьба внесет свои коррективы.