Страна Дураков - [34]

– Не твои, не жалей! – ответил Серых. – Он же их не жалеет! Впрочем, если есть такое желание, можешь переть его сам. На горбу!

Второй Серёга только вздохнул – желания не было.

Ближе к окраине городка надышавшийся свежего воздуха Витя начал подавать признаки жизни. Он завертел головой, прокашлялся и вдруг заливисто залаял на лениво тявкнувшую из-за ближайшего забора мадьярскую псину.

Пёс на секунду опешил, но затем гулким басом возмущенно заухал в ответ. Скоро к нему присоединилось все псиное население мадьярской окраины. Окраина превратилась в один сплошной лающий ад.

Витя тоже не унимался. Его визгливый дискант чётко выделялся из общего собачьего хора.

На осветившихся балконах по одному стали появляться встревоженные владельцы прилегающих к дороге особняков.

– Ходь водь? (Что случилось? Как дела? – венгерск.) – спрашивали они друг друга.

Успевшие вникнуть в ситуацию отвечали:

– Череди пичаба! Оросул! Совьет лактаньок, курва!!! (не будем переводить)

– О чём это они? – полюбопытствовал ещё не успевший нахвататься местных идиом Серёга.

– Матерятся, – пояснил сквозь стиснутые зубы Серых.

– Лофос кел? – добавил он в полный голос, и показал возмущённым жителям окраины средний палец правой руки.

Завидев на одном из балкончиков здоровенного мадьяра, лениво переломившего стволы охотничьего ружья, Сереги прибавили шаг.

– Треснуть его чем тяжёлым, что ли? – тоскливо спросил один из них, встряхивая продолжавшего лаять Витю, – Гавкает, гад, а ног не переставляет…

– Чем треснуть? У меня ничего такого нет! – отозвался другой. – Разве что моськой об асфальт?

Услыхав про асфальт, Витя замолк, сделал обиженное лицо и укоризненно покосился на обоих Серёг.

Оставшиеся до военного городка два километра лейтенанты преодолели без приключений.

При подходе к части Витины ботинки, наконец, протёрлись. Обнажившимися ногтями обеих ног Витя ощутил наждачно твёрдый быстрый асфальт, и это ему не понравилось.

Он заперебирал ногами, вырвался из рук своих товарищей, и, часто хлопая полуоторванными подошвами, понёсся вдоль бетонного забора. Проснувшийся инстинкт подсказывал, что вожделенная норка, где его, наконец, оставят в покое, уже близка.

У спортивного городка свежая дорожная насыпь поднималась почти до середины бетонного ограждения гарнизона. Запыхавшийся Витя остановился в самой верхней её точке, и, расслабившись, кулем перевалился через забор. Плиты бетонной дорожки приняли его, отозвавшись фарфоровым звуком.

Перелезшим вослед Серегам явилась идиллия: Витя лежал на спине, широко раскинув руки, и безмятежно спал.

– Вставай, обормот! – буркнул один из Серёг и пнул его в пятку.

Второй ничего не сказал, но тоже пнул.

Витя поджал ноги, перевернулся на живот, и с трудом поднялся.

Неловко загребая стёртыми носками влажные опилки, он добрёл до шеренги турников, присел, пукнул, прыгнул и с недовольным выражением лица повис на старой покрытой точками ржавчины перекладине.

– Дальше не пойду, тут спать буду! – заявил он.

– Непгавда Ваша, батенька! – ответил ему Серых картавым голосом вождя мирового пролетариата и сильно дёрнул за ногу.

Витя продолжал висеть.

Серых чертыхнулся, подёргал упрямца за брючной ремень. Безрезультатно. Тогда он подпрыгнул и повис на Вите, уцепившись руками за ворот его куртки и обхватив ногами за бока.

Витя висел.

– Показываю! Кун-фу! Школа выпускного клапана! – сказал второй Серёга и ткнул Витю в бок жёстким пальцем. Тот незамедлительно разжал руки и плюхнулся в наполненную опилками яму поверх висевшего на нём товарища.

* * *

Утром на разводе Серёги стояли свежими и бодрыми, смотрели беззаботно и весело.

Витя чадил перегаром, был небрит, пасмурен и ликом скорбен.

Игра в потеряшки (Потерянный II)

Среди сослуживцев и прочего личного состава Витя был известен под кличкой «Потерянный».

Кто первым назвал Витю Потерянным – оставалось неизвестным. Кличка возникла как-то сама собой, без привязки к сколь либо заметному событию. Многим казалось, что Витя прибыл для прохождения службы уже с этой кличкой. Впрочем, чего только в армии не бывает…

Стригся Витя крайне редко, поэтому фуражка едва держалась на его шевелюре. По обыкновению непрошибаемый лейтенант имел невозмутимое выражение лица, а, впав в меланхолию, вообще переставал реагировать на любые внешние раздражители.

Когда в части кипела работа, и все были заняты делом «по самое не могу», – любимым номером Вити было сбежать с порученного ему участка. Словно усердно метящий свою территорию пёс, беглый Витя начинал озабоченно прохаживаться по гравийным дорожкам учебного центра. Вид у прогуливающегося Вити был донельзя целеустремленный: слегка ссутулившись, он передвигался широким размашистым шагом, по-наполеоновски заложив руку за отворот шинели. Со стороны казалось, что озабоченный лейтенант Витя спешит куда-то с крайне ответственным заданием.

Иллюзия быстро рассеивалась. Обнаружив, что гравий перестал похрустывать, а под ногами возник отмытый до невообразимой чистоты асфальт, Витя останавливался. Возмущенно бормотал себе под нос нечто невразумительное, выполнял чёткий разворот кругом и возобновлял движение. В противоположенном конце дорожки ситуация повторялась.