Страна динозавров - [10]

Поднявшись по лестнице через откидной люк в верхнюю часть судна — подводную обсерваторию, помощник капитана указал на небольшую комнатку с четырьмя поворотными креслами у каждого иллюминатора, с приставленными к каждому небольшими столами для записей.

Иллюминаторы были поистине толстенными, каждое, примерно дюймов по восемь в толщину. С боку на стене был прикреплён прибор для измерения забортного давления, барометр, приспособление для автоматического закрытия снаружи иллюминаторов, управление забортными фонарями, а также фотоаппарат, закреплённый на поворотном кронштейне. Кроме того, ближе к задней двери, ведущей на капитанский мостик, был установлен более обширный стол с прилагающимися к нему чертёжными приспособлениями в специальных контейнерах, закреплённых на стене болтами. Посередине помещения проходила толстая вертикальная металлическая труба, уходящая вниз, в ходовую рубку, в которой находился перископ — жизненно важное приспособление, как для подводной лодки.

— А снаружи казалось, что это помещение куда обширнее, — заметил лорд Рокстон.

— Это верно, — согласился офицер, — просто здесь невероятно толстая обшивка, призванная защитить вас от возможных неурядиц, всё-таки это самый ответственный район субмарины, ведь помещение располагается вне основного корпуса судна, так что излишняя безопасность не помешает. Кроме того, это помещение может использоваться дополнительно, как спасательный модуль.

— Интересно, как? — поинтересовался я.

— В теории всё достаточно просто: в случае если судно начнёт тонуть, экипаж собирается в этом отсеке. В местах, где рубка соединяется с корпусом судна, закладываются определённой мощности заряды, затем они подрываются. Обладающая большей прочностью и плавучестью рубка всплывает на поверхность.

— Вы сказали в теории? — переспросил Саммерли.

— Да.

— А на практике?

— Трудно сказать, ведь подобного никто ещё не пробовал.

— Значит, ещё неизвестно, спасутся люди или нет?

— Всё выяснится, если подлодка таки начнёт тонуть.

— Тогда лучше это вообще не выяснять.

Спустившись в ходовую рубку, через которую проходил каждый спускавшийся вниз или поднимавшийся на верхнюю палубу судна, человек, мы увидели множество необычных и непонятных человеку, не имеющему каких-либо знаний в морском деле, навигационных приборов, на которых разными цветами горело множество лампочек. Помощник капитана посвятил нас лишь в основные предназначения этих устройств, чего нам было вполне достаточно. Чтобы не опозориться перед моими будущими читателями, я старательно записывал их названия в блокнот. Здесь были: магнитный компас, эхолот, лаг, барограф, секстант, хронометр. На небольшом штурманском столе лежали различные карты, которые приходилось складывать в несколько раз, чтобы проложить по ним курс, из-за уж слишком большой разницы между размерами карт и местом, отводимым под стол. На отдельной полке находились карандаши, линейки и другие вещи, используемые штурманами для счисления курса судна по карте. По середине рубки размещалась труба перископа. У штурвала имелись аппараты для голосовой связи с радистом, акустиком и с машинным отделением.

На этом помощник капитана оставил нас и, извинившись, удалился. Не зная, что делать дальше, мы снова поднялись наверх и вышли на капитанский мостик.

— Ну, как вам нравится наше судно? — спросил я своих товарищей.

— Как по мне, так судно просто великолепно, да и экипаж приличный, — ответил лорд Джон.

— Немного тесновато, — заметил Саммерли, — но работать можно.

— Что ж, и то верно, — добавил я.

Через некоторое время, на протяжении которого мы рассматривали близстоящие эсминцы и крейсера, к нам поднялся Челенджер.

— Как пейзаж? — спросил он.

— Просто великолепный, даже потрясающий, — ответил я за всех.

— Согласен, — осмотрелся профессор. — Я разговаривал с капитаном. Отплываем в 15.00. Скоро будет обед, после чего мы с ним отправимся оформлять документы по отплытию.

— Значит, сегодня — последний день на Родине? — спросил я.

— Н-да, — согласился профессор. — К вечеру мы уже выйдем из прибрежных вод Англии, и кто знает на сколько времени?

Все замолчали, понимая, что возможно в этом году они уже не увидят родную землю.

На причале уже закончилась погрузка грузов, и пустые тачанки оправились в ангары, а матросы начали герметично закрывать грузовые люки. Ровно в двенадцать часов на судах начали пробивать склянки — традиция в морском деле, и все отправились на обед. Мы спустились в кают-компанию, где за едой продолжили знакомиться с экипажем.

После обеда старпом пригласил нас к себе в каюту, где выдал удостоверения членов экипажа «Европы», позволяющие нам спокойно проходить с берега на борт и обратно.

— Ну вот, — добавил он, — теперь вы полноценные члены нашего экипажа. Вас мы отметили как офицеров, поэтому на берегу вам придётся ходить по форме, которую вам сейчас разнесут по каютам. Но на судне можете ходить, как пожелаете.

Мы поблагодарили старпома и разошлись по каютам, по которым через некоторое время вахтенный матрос разнёс нашу форму, состоявшую из четырёх комплектов: летний, обычный, зимний и утеплённый. К ним прилагалась фуражка со съёмными белыми беретами, тёплая шапка и дождевик. Примерив и сложив всё это в шкаф, я принялся за описание последних событий, занося всё в одну из толстых тетрадей, имевшихся у меня в достатке. В три часа дня мы вчетвером поднялись на мостик, откуда можно было наблюдать как под звон пробиваемых склянок наша субмарина отчаливала от причала и постепенно, с помощью буксиров, выходила из военной гавани.