Страна 30 - [3]
В итоге подбирание соседа с пола обернулось тем, что их высокие отношения перешли на новый уровень: Артем выпросил у Михаила его номер телефона. Это было совсем новое чувство.
Поскольку киоск, в котором торговали из-под полы дешевыми пузырьками со спиртом, работал днем и ночью, а сосед, в свою очередь, мог очухаться и ощутить свою жажду в любое время дня и ночи, Михаил в полной мере ощутил себя работником своеобразной круглосуточной службы поддержки.
Несколько раз сосед выяснял, что Михаил на работе, не ленился и пешком шел прямо в строительный супермаркет в девяти остановках от дома, иногда правда доходил, но порой исхитрялся напопрошайничать себе на горючее где-нибудь по пути и тогда звонил и не без упрека говорил, что его выручили другие люди.
Он упорно названивал Михаилу, когда тот был в поездке, в другом городе, Михаил каждый раз ему говорил, что его нет дома, но у Артема так горели трубы, что он не мог воспринять эту информацию. И тут можно было бы отключить телефон, но и жена тоже наседала со своими звонками и зачем-то справлялась, как там вообще все, как себя чувствует Михаил, а еще сын, учившийся довольно далеко, добирался до учебы на двух самолетах, должен был позвонить, а жена должна была сообщить Михаилу, что все в порядке, так что пришлось слегка гудеть на панихиде и в крематории на беззвучном режиме, вызывая на себя косые взгляды родственников и друзей покойного. Как на грех, Михаил не мог отыскать в телефоне опцию «черный список».
Тяжелее всего, конечно, давались ночные звонки.
В тот краткий миг, когда раздавалась веселая мелодия, что выбрасывала Михаила из сна, он чувствовал ненависть не к Артему в частности, а ко всему человечеству в целом, с его будильниками, работой, отгулами, дорогой до работы в толпе таких же, как Михаил, непреуспевающих людей, коллегами, с внезапно заболевающими детьми, отчего Михаилом то и дело затыкали рабочий график, будто он был самый крайний, бессемейный, юный работник. Сердитости добавляло и то, как жена при каждом таком пробуждении говорила:
«О!». И в этом «О!» Михаил умудрялся разом услышать все ее возможные шутки по этому поводу. Ни разу Михаил не снизошел до того, чтобы встать с постели, надеть тапки и выполнить акт кредитования соседа, но тот нет-нет а и срывался на бессмысленную ночную попытку занять мелочишки.
Затем сосед пропал, и Михаил обрадовался пробуждению некой совести в человеке, ощутил, что своим почти христианским долготерпением переборол в Артеме нечто такое, что заставляло соседа побираться. И почти угадал, когда снова встретил его. Оказалось, что за телефонную связь тайком платила дочь Артема. Жалея отца, надеясь, что он устроится на работу, она кидала ему денег на телефон тайком от матери. Давно уже Артем развелся, давно уже и жена, и дочь съехали от него в более тихое место, но дочь что-то помнила о нем хорошее и вот, собственно, тоже помогала как могла, а затем устала, потому что ей надоело слушать, какие попадаются Артему начальники-уроды, как они не ценят гордый нрав Артема. Помимо всего прочего Артем пропил телефон, что и было, похоже, настоящей причиной той усталости, которую ощутила дочь. Но вот в чем дело: привыкнув искать деньги по телефону, Артем почему-то застеснялся снова караулить Михаила, ему стало стыдно за то положение, в каком он оказался, а разговор между Артемом и Михаилом случился только потому, что Михаил сам поймал соседа, сам спросил, как у того дела, куда он вообще делся. Выслушав печальную (и уже пьяную) историю соседа и сделав такую же печальную морду, какую делал Артем, показывая, насколько ему тяжко, но внутренне почти радуясь, что звонки прекратились, Михаил купил соседу бутылку водки, и все пошло по-старому, накатанным уже способом, со звонком в дверь, с подкарауливанием на лестнице.
Таким образом прошло еще какое-то время, снова наступило лето, сын должен был приехать на каникулы, и уже приехал, позвонил из аэропорта, сказал, что у него разряжается телефон, предупредил, что садится в такси, и пропал. Обычно такси довозило его от аэропорта за час, а тут прошли и час, и два, и три, а его все не было. «Вот так оно и бывает», — подумал Михаил, чувствуя ретроспективный ужас, полученный после просмотра новостей о пропавших людях. «Так, давай-ка в полицию поедем», — сказал Михаил жене.
Они вышли из подъезда на легких от ужаса ногах, то ли держась за руки, то ли обнимаясь, то ли поддерживая друг друга. Двор был невыносимо солнечный, несколько соседей стояли полукругом и понимающе смотрели на Михаила и его жену, отчего Михаил чуть не помер на месте от ужаса. «Сына потеряли? — спросил кто-то. — Так он в полиции». Тут Михаил чуть не помер от ужаса во второй раз, потому что воображение немедленно нарисовало какие-то подкинутые наркотики, еще какую-то жуть, что мелькала в новостях.
— Да вы успокойтесь, — сказал кто-то, — тут баба приперлась синячить к ханурикам в тридцатую квартиру, проснулась, а ее обокрали, увели телефон и деньги, она вышла, давай орать. Вон Жора ей помог мусоров вызвать, а ваш понятым согласился. Они в тринадцатое поехали отделение.
