Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - [172]

Что? Нет… Грантленд Райс никогда бы не написал такого: его проза была скупой и постной, его описания шли прямо из кишок… А в тех редких случаях, когда он опрометчиво пытался произвести «анализ событий», он взывал к аналитическим способностям своего мозга. Как и все великие спортивные обозреватели, Райс понял, что его мир может рухнуть, если он когда-нибудь посмеет усомниться в том, что его глаза связаны напрямую с мозгом — своего рода де-факто лоботомия, которая позволяет улыбающейся жертве работать исключительно на уровне чувственного восприятия…

Зеленая трава, жаркое солнце, острые скобы в дерне, возгласы приветствия из толпы, грозное выражение на лице получающего 30 000 долларов в год пуллинг гарда, когда он наклоняется с мощным креном в стиле Ломбарди и врезается пластиковым плечом в пах лайнбекеру…

Ах да, простая жизнь: назад к корням, основам — сначала мышеловка, затем щелчок и крючок для фальшивой картины полета с тройным реверсом и, наконец, бомба…

Действительно. Существует опасный вид простодушного поклонения силе и точности, лежащий в основе массового увлечения профессиональным футболом в этой стране, и в ответе за это спортивные обозреватели. За редкими исключениями, такими как Боб Липсайт из New York Times и Торн Куинн из (ныне не существующей) Washington Daily News, спортивные обозреватели — это грубые и безмозглые фашиствующие пьянчуги, которые только и могут, что восхвалять и продавать все, что им велит освещать спортивный редактор…

Хороший способ зарабатывать на жизнь, потому что, с одной стороны, человек занят, а с другой — от него вообще не требуется думать. Два ключа к успеху спортивного журналиста — это: (1) слепая готовность поверить во все, что угодно, что вам скажут тренеры, спортивные агенты, жулики и другие «официальные представители» владельцев команды, которые обеспечивают халявную выпивку; и (2) «Словарь Роджета» во избежание использования одних и тех же глаголов и прилагательных дважды в одном абзаце.

Даже спортивный редактор мог бы заметить, что что-то не так с ведущим, сказавшим: «Точные при атаке, как отбойный молоток, “Майами Долфинс” вырвали сегодня яйца у “Вашингтон Редскинз”, топча и молотя их одним точным броском за другим прямо с центра, смешанного с точечной точностью пасов в отвесных и многочисленных ударах отбойного молотка по обоим концам поля…»

Верно. В этом Грантленд Райс был гением. Он носил с собой карманный словарь, так что «громовой стук копыт четырех всадников» никогда не повторялся несколько раз в одном абзаце, а «гранитное серое небо» становилось в последней строке его душераздирающих историй «холодными темными сумерками»…

* * *

Был момент около десяти лет назад, когда я мог бы писать, как Грантленд Райс. Не столько потому, что верил во всю эту спортивную фигню, сколько потому, что спортивная журналистика была единственным, чем я мог заниматься и за что мне кто-то готов был платить. И никто из тех, о ком я писал, не разражался криками по поводу того сумасшедшего бреда, который я выдавал. Они хотели действия, красок, скорости, неистовства… Был момент во Флориде, когда я писал вариации на одни и те же темы в три конкурирующие газеты одновременно под тремя разными именами. Я был спортивным обозревателем одной газеты в первой половине дня, спортивным редактором другой во второй половине дня, а ночами работал для промоутера профессионального рестлинга, выдавая невероятно закрученные пресс-релизы, которые мог размещать на следующий день в обеих газетах.

Оглядываясь назад, я думаю, что это была замечательная тусовка, и время от времени мне хочется вернуться туда — просто воткнуть огромную шляпную булавку в свои лобные доли, чтобы, возможно, вернуть ту утраченную счастливую невинность, которая позволяла мне без малейшего зазрения совести писать вещи вроде: «Полицейские силы Форт-Уолтон-Бич на этой неделе охвачены страхом. Все отпуска отменены, и шериф Блур, как говорят, объявил для своих людей на ночь пятницы и субботы чрезвычайное положение, потому что в эти ночи в “Рыбьей голове” в первый и, без сомнения, последний раз будет выступать Казика “Безумный японец” — 200-килограммовый садист из мерзких трущоб Хиросимы. Местный импресарио Лионель Олей, как стало известно, переговорил в частном порядке с шерифом Блуром, попросив его выставить “всех имеющихся под его началом офицеров” на дежурство у ринга в эти выходные из-за легендарного характера “Безумного японца” и его неизменно дикой реакции на расовые оскорбления. На прошлой неделе в Детройте Казика взбесился и вырвал селезенку у трех сидевших у ринга зрителей, один из которых якобы назвал его “желтым дьяволом”».

Казика, насколько я помню, был здоровенным полоумным кубинцем, который когда-то играл на позиции тэкла третьей линии за Университет штата Флорида в Таллахасси, примерно в 160 км от этого места, но у завсегдатаев «Рыбьей головы» он без труда сходил за опасного японца-душителя, да и, как я вскоре понял, профессиональным фанатам рестлинга в лобом случае было наплевать, откуда он.

Ах, воспоминания, воспоминания… Стоит предаться им, и снова начинаются отступления, отклонения от темы, сырые флешбэки… Когда президентская кампания–1972 закончилась, я собирался отказаться от такого рода вещей…