Страх и отвращение предвыборной гонки – 72 - [170]

* * *

Еще один вопрос, который я хочу затронуть, — один из нерешенных, но действительно важных вопросов этой кампании: проявил ли себя полностью потенциальный избиратель Макговерна? До сих пор никто не сумел ответить на него. Я не думаю, что проявил. Но если это так, если все люди, которые собирались голосовать за Макговерна, действительно сделали это, то выводы плачевны. Это значит, что никакой надежды на победу подобного кандидата нет. Нужно делать что-то совсем другое.

Ред.: Не доказывает ли статистика Кэдделла, что, по сути, избиратель Макговерна не проявился? Либо он не голосовал вообще, либо отдал свой голос в пользу Никсона?

ХСТ: Трудно сказать, каким именно был потенциал избирателей Макговерна. Теория Пэта основана на предположении, что Макговерн мог бы обратиться в конце к людям, которые голосовали за Уоллеса, и к демократам Хамфри. Но 48 процентов людей, которые сказали, что голосовали на предварительных выборах в Калифорнии за Хамфри, в конечном итоге отдали свои голоса за Никсона. Пэт говорит, что это странная цифра и что это больше похоже на 30 процентов, но все равно это колоссально много.

Ред.: Но вы не считаете, что избиратель Макговерна проявился, да? Люди, которые, возможно, голосовали за Макговерна на праймериз, не пришли проголосовать за него на всеобщих выборах?

ХСТ: Может быть, электорат Макговерна проявился, но я сомневаюсь в этом. Люди, которые, возможно, голосовали за кандидата Макговерна, не вышли, как вы и сказали, голосовать за него на президентских выборах. Половина людей, которых я знаю, не голосовала вообще…

Ред.: Половина людей, которых вы знаете, не голосовала?

ХСТ: Да. И, кроме того, очень низкой была явка черных избирателей и латиносов тоже… Только 47 процентов новых избирателей пришли на выборы. Макговерн рассчитывал по меньшей мере на две трети этих людей… И он получал их голоса на предварительных выборах, но, конечно, это были демократические предварительные выборы… Одна из странностей кампании Макговерна заключается в том, что никто не имеет никаких цифр, объясняющих катастрофический результат. Ни один из участников кампании как будто не желает в этом разобраться. Не думаю, что мы многому научились на примере кампании Макговерна.

Ред.: Сколько месяцев вы были в дороге? Почти год?

ХСТ: Да, без малого год…

Ред.: Тем не менее вы планируете проделать это снова в 1976-м. Почему?

ХСТ: Я ругался, и стонал, и кричал, и четыре раза пытался уйти с поста редактора отдела национальной политики, но… Это потому, что ваши нервы все время натянуты до предела, вы очень напряжены… А когда вы на что-то подсаживаетесь, то хорошие вещи начинают казаться очень хорошими, а плохие — очень плохими. Это странный кайф… Вот поэтому в политике так много добровольцев: группа поддержки, политические наркоманы, люди с энергией и талантом, которые толкутся вокруг.

Ред.: Вы могли бы назвать себя наркоманом от политики?

ХСТ: Полагаю, у меня есть все данные для этого. Сейчас я не такой, но я просто очень устал… Вы понимаете… Если вы вовлечены в это, я имею в виду реально вовлечены на уровне, где у вас есть некоторый контроль над ситуацией… Кампания по выдвижению на пост шерифа в Аспене была кайфом, который я никогда бы не получил ни от какого наркотика. Это, главным образом, адреналин, вот что это такое…

Ред.: На днях я перечитал концовку «Ангелов ада», одной из моих любимых книг. И вы говорите там о пределе… Вы знаете… Тот момент, который я пережил… Я был байкером в юности… Тот момент нахождения на пределе… И вы также много говорили об этом, освещая кампанию. Вы сказали, что кандидаты, персонал, пресса — все были на пределе… Политика — это величайший предел, который вы обнаружили? Это высший предел, на котором вы побывали и хотели бы оставаться там дольше?

ХСТ: Это зависит от того, о какой кампании идет речь. Я не мог думать ни о чем… Трудно представить себе что-либо более странное, причудливое или кайфовое, чем президентская кампания движения «Власть фриков». Вся эта энергия, безумие, которое можно было бы замутить, наверное, были бы просто убийственны, но, господи боже, это стало бы незабываемым! В Аспене у нас была песня, наш гимн… Херби Манн, «Боевой гимн республики».

Ред.: Эта песня была лейтмотивом вашей кампании?

ХСТ: Я крутил ее на всех точках…

Ред.: Радиоточках?

ХСТ: Там, в Аспене, нет местного телевидения, поэтому мы использовали радио. И мы добились того, что народ здорово испугался этой песни… Как я уже сказал, обе партии выступили в союзе против нас. Все те, кто занимал должности, победили. И демократы, и республиканцы отказались от соперничества, лишь бы быть уверенными, что кандидаты от «Власти фриков» не победят.

Я рассчитывал на поддержку избирателей примерно в 35 процентов, так что, если бы мы смогли устроить трехпартийную гонку, все, что нам нужно было получить, — это приблизительно на 10 процентов больше… Что мы и сделали, но нам никогда не приходило в голову, что эти ублюдки могут объединиться против нас. Я сомневаюсь, что они могут сделать это на общенациональном уровне, но в маленьком городке все проще. Даже не на уровне штата. Это один из факторов, который я рассматриваю в свете баллотирования в сенат. Я говорил с такими людьми, как Рик Стернз, Карл Вагнер, Сэнди Бергер — одними из лучших людей в кампании Макговерна, — и как бы полусерьезно обратился к ним с предложением запустить кампанию «Власти фриков» для выдвижения в сенат США от Колорадо. Я не думаю, что мы должны будем говорить об употреблении мескалина на полу сената… Но… Есть огромная пропасть между «Властью фриков» и обычной соглашательской политикой. В Аспене у меня был целый набор колодок, сделанных…