Страдания юного Зингера - [6]

Шрифт
Интервал

Е. Винокуров

Больной взглянул на карту Африки, висящую на стене, и подумал: она похожа на трубочку мороженого.

В столице просто: заплатил — и ешь на здоровье!

Это — там, в столице, на берегу океана. Где-то на другом краю земли…

А здесь, в крохотном городке, в центре страны, — здесь мороженым не торгуют. Здесь нет электричества.

С вечерних улиц в комнату входит ровный, неотвязный гул. Это гудит раскаленный, не желающий остывать воздух? Или это мечется по всему телу кровь, отыскивая для себя выход?

Хочется пить и спать. Спать и пить. Больной знает: у него есть немного отфильтрованной воды. И выпивает ее всю, не думая: а что же будет потом? Потом — это потом…

Теперь — спать.

Мгновение — и он засыпает, проваливается в жарко-кровавую пропасть. Испугаться нет ни сил, ни времени: уже крепко спит…

Мгновение — он открывает глаза. Смотрит по сторонам — словно плывет он утром на корабле по реке: мебель, покачиваясь, надвигается на него из сизого сумрака. В окно, сквозь железные жалюзи, тянет прохладой. Раннее-раннее утро. Ни звука!

Он не слышит шума крови! Она плавно и неторопливо течет по телу, не напоминая о себе. Она устала, но человек понимает: она победила болезнь, — и ему становится легко и спокойно.

«Я — жив!» Какие это весомые, важные слова! Их можно повторять до бесконечности, и все равно они не утратят своего исконного значения.

Но губы пересохли, их почти невозможно разлепить. Если бы еще и воды хоть глоток!

Он вспоминает: вчера вечером он выпил всю воду…

Русских в этом городке — всего пятеро. Еще очень рано. Конечно же все спят: утром, когда прохладно, только тогда и можно заснуть по-настоящему.

Пить хочется — больше чем спать. Попил бы — уснул бы, словно младенец…

Он встает, кое-как одевается. Пока лежал, еще минуту назад — ощущал себя Ильей Муромцем. А сейчас — все плывет перед глазами, ноги дрожат, никак не сделать первый шаг.

Ну-ка, попробуй: шаг… еще шаг… третий… еще один… Ну вот, идешь и не падаешь!

Он заставляет себя выйти из дома.

Вспомнилась строка — вроде бы из детства: «Словно яблоня в райском саду».

Нет, не яблоня — манго!

Перед глазами, маня, дразня, смеясь, все время висит большой сочный плод. Фиолетовый, красный, желтый. Кожица треснула — и сок течет по ней. Утоляющий жажду сок. Придающий силы. Живительный.

Дразнит манговое дерево, растущее во дворе: плоды рядом, а не достать — висят высоко.

Надо поскорее дойти до манговой аллеи. Там найдется хоть один низко висящий плод…

Хорошо, что утро такое ранее: прохладно. И даже, кажется, ветерок?!

Молодой высокий африканец, поеживаясь от утреннего холода, вышел на улицу, остановился, с любопытством посмотрел на белого человека, вежливо поздоровался:

— Доброе утро! Как вы спали?

Вопрос этот звучит вроде бы и странно, но белый человек прожил здесь уже почти год и знает: вопрос о проведенной ночи — обычное приветствие. Если человек спал спокойно — значит, он здоров.

Белый человек только неопределенно махнул рукой в ответ, не остановился. Понимал: если остановится — трудно будет вновь сделать первый шаг.

Ноги — умницы: сами знают, куда идти.

Так странно: городок прежде казался шумным и пыльным, а сейчас, поутру, он — тих и мил. Стены домов мерцают белизной, и никакой тебе на них пыли.

Шаг… еще шаг… еще…

Кровь, выиграв сражение, шелестит чуть слышно и умиротворенно.

Главное: жив!

…Над головой — огромное, закрывающее весь небосвод дерево. Человек обходит его, вглядываясь в зелень; отыскивает плод, висящий пониже — так, чтобы только руку протянуть и взять.

Откуда-то появляются мальчишки. Пять-шесть. Окружают взрослого, суют ему свои светло-шоколадные ладошки; подпрыгивая, пританцовывая, кричат наперебой:

— Фоти, фоти, дьярама! Фоти, фоти, дьярама! (Здравствуйте, белый человек!)

Он для них — диковина и забава.

А белый человек протягивает руку и снимает со щедрой ветви тяжелый и мягкий плод. Королевское манго. Настоящее чудо! Самое лучшее манго на всем свете! Большое! Спелое!

Человек осторожно держит его двумя руками — только бы не уронить! — и сладкий, прохладный сок, щекоча и радуя, течет по его пальцам…

Буква Ща

Я брел окрестностью Канкана. Совсем недавно жгучее, прозрачное солнце клонилось теперь к западу и набухало розовато-грязным пузырем. Перед глазами висела многоцветная кисея; пыль под ногами и в воздухе — бурая, красная, белая, желтая, серая. Причудливые формы термитников казались творением сюрреалистов. Огромными мертвыми змеями тянулись по земле корни деревьев-великанов. Ни муравья, ни зверя, ни птицы… Или это — пейзаж из Дантова «Ада»? И можно сказать почти по-дантовски: «И падал зной, как падает мертвец». Можно сказать. Но: кому говорить, кто услышит тебя?.. Безмолвие царило вокруг и ударами крови отдавалось в ушах.

И вдруг — над обморочной африканской землей широкой рекою полился родной русский мат.

Слуховая галлюцинация?

Навстречу мне, со стороны солнца, шел человек в летном шлеме и летной форме. Был он широколиц, скуласт и чумаз. И только когда он поравнялся со мной, я понял: это — африканец. И что еще непостижимее: пьяный африканец.

— Я поначалу принял вас за русского.

— А ты что — русский? Не очень-то похож. Разноцветный какой-то. Честное слово, всеми цветами радуги переливаешься.


Еще от автора Виктор Николаевич Андреев
Резервация

Третья планета Солнечной системы пережила ядерные войны, климатические катастрофы и колониальные захваты армиями чужих цивилизаций. Земля превратилась в пустыню, на которой не осталось ничего. В этой пустыне очень редко встречалась вода и скудная растительность. Единственным уцелевшим оазисом была Австралия и близлежащие острова, половину которых поглотил океан, еще во время ядерных войн…


В потоке времени

Статья о творчестве Габриэля Гарсии Маркеса.


Рекомендуем почитать
Неконтролируемая мысль

«Неконтролируемая мысль» — это сборник стихотворений и поэм о бытие, жизни и окружающем мире, содержащий в себе 51 поэтическое произведение. В каждом стихотворении заложена частица автора, которая очень точно передает состояние его души в момент написания конкретного стихотворения. Стихотворение — зеркало души, поэтому каждая его строка даёт читателю возможность понять душевное состояние поэта.


Ребятишки

Воспоминания о детстве в городе, которого уже нет. Современный Кокшетау мало чем напоминает тот старый добрый одноэтажный Кокчетав… Но память останется навсегда. «Застройка города была одноэтажная, улицы широкие прямые, обсаженные тополями. В палисадниках густо цвели сирень и желтая акация. Так бы городок и дремал еще лет пятьдесят…».


Полёт фантазии, фантазии в полёте

Рассказы в предлагаемом вниманию читателя сборнике освещают весьма актуальную сегодня тему межкультурной коммуникации в самых разных её аспектах: от особенностей любовно-романтических отношений между представителями различных культур до личных впечатлений автора от зарубежных встреч и поездок. А поскольку большинство текстов написано во время многочисленных и иногда весьма продолжительных перелётов автора, сборник так и называется «Полёт фантазии, фантазии в полёте».


Он увидел

Спасение духовности в человеке и обществе, сохранение нравственной памяти народа, без которой не может быть национального и просто человеческого достоинства, — главная идея романа уральской писательницы.


«Годзилла»

Перед вами грустная, а порой, даже ужасающая история воспоминаний автора о реалиях белоруской армии, в которой ему «посчастливилось» побывать. Сюжет представлен в виде коротких, отрывистых заметок, охватывающих год службы в рядах вооружённых сил Республики Беларусь. Драма о переживаниях, раздумьях и злоключениях человека, оказавшегося в агрессивно-экстремальной среде.


Меланхолия одного молодого человека

Эта повесть или рассказ, или монолог — называйте, как хотите — не из тех, что дружелюбна к читателю. Она не отворит мягко ворота, окунув вас в пучины некой истории. Она, скорее, грубо толкнет вас в озеро и будет наблюдать, как вы плещетесь в попытках спастись. Перед глазами — пузырьки воздуха, что вы выдыхаете, принимая в легкие все новые и новые порции воды, увлекающей на дно…