Стоя в чужой могиле - [2]
— «И стоишь себе в ливне какого-нибудь урода», — сказал он вслух.
Ему посигналили из машины сзади. Ее водитель спешил. Его ждали встречи, он подводил важных людей. Мир обрушится и сгорит, если эта пробка не рассосется. Ребус прикинул, сколько часов своей жизни он потратил на стояние в пробках. Или на засады. На заполнение всевозможных бланков, заявок, ведомостей. Телефон звякнул: пришло сообщение от шефа: «По-моему, ты обещал быть в три!»
Ребус посмотрел на часы: было пять минут четвертого. В конторе он появится минут через двадцать. В былые времена ему бы дали сирену с проблесковым маячком. Он мог бы выехать на встречку, веря в свою счастливую звезду, которая не даст ему оказаться в больнице. Но теперь у него не осталось даже приличного удостоверения, потому что он больше не полицейский. Он вышел в отставку и стал штатским сотрудником территориальной полиции Лотиан и Границы.[3] Его шеф остался единственным действующим полицейским в отделе и был далеко не в восторге от своей должности — что за удовольствие нянчиться со стариками. Его также не радовало совещание, назначенное на три часа, и опоздание Ребуса.
«Что за спешка?» — ответил Ребус, нарочно досаждая шефу. Потом он снова включил ту же песню. Джеки Левен, казалось, так и стоял в чужой могиле.
Как будто мало дождя…
II
Он снял пальто, с которого сразу закапало, и повесил на дальний крючок.
— Вот спасибо, что пришел, — сказал Коуэн.
— Извини, Дэнни.
— Дэниел, — поправил тот.
— Прости, Дэн.
Коуэн сидел на столе, и его ноги немного не доставали до пола; над черными сияющими кожаными туфлями виднелись красные узорчатые носки. Он держал в нижнем ящике щетку и крем для обуви. Ребус знал об этом, потому что однажды, когда Коуэна не было в кабинете, открыл этот ящик, предварительно изучив содержимое двух верхних.
«Что ты ищешь?» — спросила тогда Элейн Робисон.
«Улики», — ответил ей Ребус.
Сейчас Робисон протягивала ему кружку кофе.
— Как дела? — спросила она.
— Я был на похоронах, — ответил Ребус, поднося кружку ко рту.
— Может быть, начнем? — оборвал их Коуэн.
Ему не шел серый костюм. Подплечники казались слишком высокими, а лацканы — слишком широкими. Он раздраженно пригладил пятерней волосы.
Ребус и Робисон сели рядом с Питером Блиссом, который страдал одышкой, даже когда сидел и ничего не делал. Хрипел он, правда, и двадцать лет назад, а может, и все сорок. Он был немного старше Ребуса и служил в полиции дольше всех присутствующих. Он восседал, сцепив руки на необъятном животе и словно бросая миру вызов: а ну-ка, покажи мне что-то новенькое. Он всяко повидал в жизни немало таких, как сержант уголовной полиции Дэниел Коуэн, о чем и сообщил Ребусу в первый день его работы в участке: «Думает, что он выше. Мол, слишком хорош, и начальство знает об этом, а потому и задвинуло его сюда, чтобы сбить с него спесь».
Перед отставкой Блисс дослужился до инспектора уголовной полиции — такую же должность занимал Ребус. Элейн Робисон была детективом-констеблем и объясняла свою неуспешную карьеру тем, что главным для нее всегда была семья.
«Ну и правильно», — говорил ей Ребус, добавляя (когда уже проработал с ней несколько недель), что его собственный брак проиграл битву чуть ли не сразу.
Робисон недавно исполнилось пятьдесят. Ее сын и дочь уже покинули дом — закончили колледжи и уехали на юг искать работу. На ее столе в рамочках стояли их портреты рядом с фотографиями самой Робисон — посреди моста Сидни-Харбор[4] и за штурвалом аэроплана. Она недавно начала красить волосы, и Ребус не видел в этом ничего предосудительного. Даже с сединой она бы выглядела лет на десять моложе своего возраста и вполне могла сойти за тридцатипятилетнюю — ровесницу Коуэна.
Ребус решил, что Коуэн нарочно расставил стулья так, а не иначе. Они сидели в ряд против его стола, так что им всем приходилось на него смотреть.
— Ты что, Дэнни, эти носки на спор надел? — спросил Ребус, глядя на Коуэна поверх кружки.
Тот отмахнулся с натянутой улыбкой:
— Скажи-ка, Джон, слухи не врут? Хочешь восстановиться?
Он замолчал в ожидании реакции Ребуса. Пенсионный возраст недавно повысили, а это означало, что уволенные ровесники Ребуса могли вернуться на службу.
— Дело в том, что за характеристикой обратятся ко мне, — продолжил Коуэн, чуть подавшись вперед. — Твои успехи таковы, что лестного отзыва не жди.
— Я тебе все равно дам автограф.
Трудно было сказать, то ли хрипы Питера Блисса сменили тональность, то ли он давился от смеха. Робисон потупила взор и улыбнулась. Коуэн медленно покачал головой.
— Позвольте напомнить всем вам, — тихо сказал он, — что существование нашего отдела под угрозой. И если его закроют, то в лоно святой церкви примут только одного из нас. — Он ткнул пальцем себя в грудь. — Хорошо бы получить хоть какие-то результаты. Хоть в чем-то продвинуться.
