Стороны света - [77]

– Ворон не считай, – резко одернул его Лазарь. – Давай рассказывай, через какие щели эти ноб могут проникнуть внутрь?

– Через любые, – Мадог с интересом смотрел на меч, который теперь висел на поясе у Лазаря, меч был старым, по лезвию шли витиеватые руны, – им подчиняются и ветер, и вода, и земля, и пламя. Теперь, когда Багала нет, а они далеко от моря, их ничего не будет сдерживать.

– А вот это мы еще посмотрим, – оскалился Лазарь.

Тревожно зазвонил колокол. Он звонил как-то странно и отрывисто. Мадог снова посмотрел на небо, чтобы застать как раз тот момент, когда черное облако заслонило солнце.

– Слишком поздно, – покачал головой Мадог.

Облако упало на дворец Горда. Повисла неожиданная тишина. Мадог настороженно прислушался. В коридоре раздались шаги, но какие-то… не такие, что ли, другие… Лазарь вытянулся и положил руку на эфес меча.

Как бы ноб ни стремились как можно быстрее попасть на Север, но они были вынуждены сделать остановку в Горде. Не многие понимали всю важность этой остановки, но мягкий и настойчивый голос Этель успокоил их, и вот они уже перестали роптать и опускались черным облаком на странное и мрачное здание в центре Горда. Этель окинула город взглядом с высоты и с тоской подумала о том, что в Горде ничего не изменилось. А потом она упала вниз. Прямо в пустующий тронный зал. Этель вернула себе человеческий облик и остановилась в центре зала. Все осталось точно так, как она и помнила: черный мраморный пол, высокий потолок, завешанные красными гобеленами стены, золотые канделябры и тяжелые гардины, закрывающие окна. Этель щелкнула пальцами, и гардины на окнах разъехались в стороны. Зал залил утренний свет. Этель неторопливо прошлась по залу и села на золотой трон, сделанный в форме языков пламени.

– Приведите их ко мне, – приказала Этель.

И ее приказ тут же отправились исполнять.

В оружейную вошел ноб. Мадог сразу же узнал одного из них по темной, почти дубленой коже и непроницаемым черным глазам. Этот ноб был мужчиной средних лет, одетым по обыкновению этих существ в какие-то лохмотья. Ноб остановился и наклонил голову, словно бы ожидая чего-то. Лазарь начал медленно поднимать меч.

– Не стоит… – начал ноб.

–… Император, – из-за спины одного ноб появился другой.

Мадог вспомнил, что ноб говорят по очереди.

– Вас…хотят…видеть…в тронном…зале… – ноб все так же закачивали фразы друг за другом, иногда говоря одновременно.

Лазарь продолжал поднимать меч.

– С вами… хотят… говорить,… если… вы… убьете… наши… тела,… придут… другие… наши… братья…

Меч Лазаря замер.

– Кажется, нам предлагают переговоры, – тихо сказал Мадог.

– Я понял, – так же чуть слышно ответил Император.

– Идея кажется мне неплохой, – заметил Мадог.

Лазарь опустил меч и вышел из оружейной. Мадог последовал за ним. Он обернулся и увидел, что ноб идут следом, двери оружейной захлопнулись. Пока они шли в тронный зал, Мадог и Лазарь разговаривали почти шепотом.

– Я думал, что у них нет предводителей, они действуют как один единый разум, – напряженно сказал Император.

– Теперь, видимо, есть, – ответил Мадог. – Не пойму только, зачем им с тобой разговаривать, они и так могут получить все, что им нужно.

– Значит, не все.

Они остановились у дверей тронного зала. Лазарь уже протянул руку, чтобы открыть их, но двери распахнулись сами. Император медленно вошел внутрь, Мадог шел в шаге за ним. Двери с грохотом закрылись за их спинами. Сначала им показалось, что в зале пусто, но вот стала различима фигура на троне. Женская фигура. Эта фигура поднялась и протянула вперед руки в приветствии.

– Вы рады меня видеть, господа? Я так настолько, что вам даже сложно себе представить!

В рваном грязном платье, с черными глазами и темной кожей, но Мадог узнал ее сразу – Этель.

Они стояли перед ней, два демона, два воплощения абсолютного зла в ее человеческой жизни.

Лорд Востока Мадог, когда-то соблазнивший ее, а потом бросивший. Она родила от него ребенка и вынуждена была голодать, чтобы обеспечить этому ребенку достойную жизнь. И все эти годы ее преследовал его призрак. Сначала она ждала, что он найдет ее, потом ненавидела, потом ненавидела еще больше, потом снова мечтала о встрече. Каждый раз, когда она как Канцлер писала ему письмо, она с трудом сдерживала свою руку, чтобы не написать на проклятой бумаге: «Это я, Этель из Штайн. Ты помнишь меня?». Много лет спустя они встретятся, чтобы она смогла ему отомстить. Она отомстила – лишила его престола, но даже месть оказалась не такой сладкой, к тому времени он снова отравил ее своим ядом, снова заставил вспомнить то, что она так долго и упорно выжигала из своего сердца. И она сбежала на Юг, разбитая, жалкая, оболганная, все, что ей оставалось – это зацепиться за призрачную идею и отправиться на поиски вымышленного города, чтобы хоть как-то оправдать тот факт, что она все еще жива. Провидение оказалось к ней милосердно, в том мифическом городе она нашла не смерть, а новую жизнь, такую яркую и прекрасную, о которой она даже не могла мечтать, когда была заперта в человеческом теле.

Император Запада Лазарус III. Он появился в ее жизни в тот самый момент, когда перед ней забрезжило счастье: рыночный воришка, который искренне ее любил, несмотря на ее прошлое и ее ребенка. Она могла бы быть с ним, жить под одной крышей, родить ему детей. Но нет же – именно в тот день и в тот час Император решил осуществить свой каприз и отправился в народ. Воришку повесили, и она потеряла свой последний шанс. А потом Лазарус придумал себе новое развлечение: решил переодеть женщину в мужской костюм и посмотреть, чего она добьется. Он, наверное, и сам не ожидал, что его эксперимент окажется настолько успешным, и она станет Канцлером Запада. Десять с лишним лет он называл ее мужским именем и обращался к ней как к мужчине, хотя один единственный знал, что под этим нелепым костюмом скрывается женщина. Женщина! Женщина, которая прятала свою красоту и молодость в полумраке и хоронила себя заживо в бумагах канцелярии. Эта женщина хотела быть красивой, хотела носить платья, хотела, чтобы ею восхищались мужчины, чтобы они любили ее, а она любила их. Но вместо этого эта женщина называла себя Канцлером, каждую ночь возвращалась в холодную пустую постель, и единственным ее ночным компаньоном был вечный параноидальный страх разоблачения, страх того, что однажды Император наиграется со своей игрушкой и выставит ее на всеобщее посмешище.