Столп. Артамон Матвеев - [15]

Удивление на лице Егора было такое искреннее, что Хитрово улыбнулся:

   — Я почему тебя посылаю. Ты — молодой, глаз у тебя хваткий. А у нашего Артамона Сергеевича есть на что посмотреть. Парсуны, севиллы всякие. Да и образа. Ты на образа особо погляди. Они небось у Артамона Сергеевича письма латинского, нарядного. То, что запрещены, — не наше дело. Ты в них доброе ищи, чтоб доброе перенять.

   — А какую же икону поднесть? — спросил Егор, немножко испугавшись.

   — Артамонова ангела-хранителя. Бери доску добрую, кипарисовую, краски, кисти. Напиши образ преподобного Артемона — и поезжай себе.

   — А какого Артемона писать, святителя Солунского или святителя Селевкийского? Али священномученика, пресвитера Лаодикийского?

   — Пиши пресвитера. Чего его святителем-то баловать.

   — С житием писать?

   — С житием. Пока Артамон Сергеевич будет клеймы разглядывать, и ты поглядишь, какие иконы у нашего зело учёного друга.

Нехорошая тоска посасывала сердце, но Богдану Матвеевичу не поперечишь.

Пошёл Егор в Успенский собор, помолился перед святой иконой Владимирской Божией Матери и — за дело. Получил кипарисовую доску, краски, хорьковые кисти, сел житие читать.

Преподобный Артемон родился в Сирии, в Лаодикии, в доме благочестивых христиан. В шестнадцать лет был поставлен чтецом. В сим звании трудился двенадцать годиков. Вот и тема для верхнего клейма: «Чтец Святого писания».

Святитель Сисиний поставил Артемона во диаконы. Бог дал двадцать восемь лет диаконства. Сё тема второго клейма. Артемон поёт с прихожанами «Верую». Третье клеймо — служба во пресвитерах. Егор посчитал: рукоположили Артемона пятидесяти шести лет от роду. В сане был тридцать три года... Значит, надо писать в клейме старца, убелённого сединами, с длинными власами, с бородой до пояса. Пусть это будет крещение Артемоном язычников — главное его деяние. В четвёртом клейме Сисиний и Артемон разбивают в капище Артемиды статуи римских богов и богинь. Император Диоклетиан издал указ о поклонении идолам, в Лаодикию послал наблюдать за исполнением указа Патрикия. Пятое клеймо: избавление Патрикия от смертельной болезни по молитве епископа Сисиния. Шестое — Патрикий встречает на дороге старца, за которым попарно шествуют шесть диких ослов и два оленя. Старец — Артемон. Седьмое клеймо: олень, получивший дар слова, рассказывает Сисинию об аресте преподобного Артемона. Восьмое: Артемон изгоняет змей из капища Асклепия. Жрецы принуждали преподобного поклониться идолам, бросили к змеям, а змеи на них пошли. Жрецы бегут, змеи ползут, но Артемон убивает их взглядом. В девятом клейме: говорящий олень предрекает скорую смерть Патрикию. Огромный котёл с кипящей смолой. Палачи собираются кинуть в котёл преподобного. В десятом — Артемон жив и здоров, а в котёл орлы бросают Патрикия.

Сам же образ Егор решил писать поясной, чтоб было много лица, чтоб глаза в душу смотрели.

10

Три рубля пожаловал Богдан Матвеевич Егору за его образ.

   — Сие тебе награда.

Подумал и ещё три рубля прибавил, но с напутствием:

   — Станешь образ дарить, на иконы-то позорче гляди. «Высматривать посылает!» — затосковал Егор, будто дёгтем душу вымазали: не в радость стала Рыженькая.

Приехал к Артамону Сергеевичу как на казнь.

Иконописца Оружейной палаты дворовые слуги почтительно провели в хозяйские покои, сдали карлу Захарке. У Захарки брови коротенькие, толстые — два шмеля. Личико ангельское: губки бантиком, глаза цвета васильков, ручки детские, а вот ноги тяжёлые, мужичьи.

Захарка долго смотрел на икону, подпирая голову кулачком, наконец сказал:

   — Баско[5]! — и уставился на Егора. — Молодой! — то ли похвалил, то ли осудил. И ухмыльнулся: — Напиши с меня парсуну! Тогда доложу.

   — Парсуны с персон пишут, — сказал Егор.

   — Я — персона! — Карлик вздёрнул носик, сверкнул мелкими, жемчужной белизны зубами. — Я скоро буду такая персона, что не пинки мне станут дарить — золотые.

   — Асхамон Сергеевич прикажет, напишу, — согласился Егор.

   — Я сам тебя нанимаю! Сам и заплачу. Сорок рублёв тебе будет довольно?

   — Да где же тебя писать? Место нужно.

   — В кабинете Артамона Сергеевича.

Егора жаром обдало — наказ Хитрово гвоздём сидел в голове.

   — Думай, не то я на дворе собак на тебя спущу.

   — Мы люди подневольные, — сказал Егор уклончиво, но карлик подпрыгнул, убежал. Тотчас и вернулся:

   — Просют.

Артамон Сергеевич принял Егора в кабинете. Да с каким ещё уважением. Поднялся из-за стола, на поклон ответил поклоном. Лицо весёлое, но без лживой ласки Богдана Матвеевича. Ферязь из розовой камки. Нежнейшей, словно камку в яблоневый цвет опускали. Пуговицы янтарные. Рубашка под ферязью белей снега, полотно с паутинку, заморское.

   — За какие заслуги честь? — изумился Артамон Сергеевич, глядя то на икону, то на иконописца.

   — Вот, — сказал Егор, — поглядите, ваше благородие. Сё — преподобный Артемон, с житием... Образца не было. Вольно писал... Может, вам и не по нраву придётся.

Артамон Сергеевич сам взял икону, поставил на сундук, на свет. Встал рядом с Егором.

   — Как хорошо смотрит преподобный! И строго, и жалеючи, и ободряя. Дивное письмо — не мелко, как у Строгановых, широко, но где бы взгляд ни остановился — красота.