Столичная штучка - [57]

— Но я твоя жена, — пораженно проговорила Ксюха, во все глаза глядя на Анатолия.

Всегда такой забитый и тихий, он обычно безропотно принимал на веру все, что она вкладывала в его тупую башку, забитую датами и фамилиями никому не нужных деятелей, к тому же умерших не одно столетие назад. Но сегодня его как будто подменили; в развязном мужчине, цедившем сквозь зубы обидные и злые слова, не было ничего от того затурканного Толика, которого Бубнова знала. Готовясь к встрече с мужем, она продумала несколько десятков вариантов разговора — от мирной враки, безропотно принятой на веру, до подозрительных полунамеков, но то, что Толик способен кусаться, и причем кусаться больно, ей просто не приходило в голову. Собравшись с духом, Оксана сосредоточилась и, пытаясь удержать ускользавшие из рук бразды правления, ринулась в бой.

— Как бы ты ко мне ни относился, считаться с моими интересами, хочется или нет, тебе придется, — голос Бубновой стал увереннее и тверже. — Я твоя жена, и наш брак, между прочим, — официально зарегистрированный факт, — жестко сказала она. Взяв из прихожей сумку, она достала из нее паспорт, открыла на том месте, где стояла печать загса, холодно взглянув на Анатолия, поднесла его почти к самому носу мужа и, нахально улыбнувшись, с треском хлопнула корочками.

— Ты знаешь, этот факт исправляется очень быстро, гораздо быстрее, чем ты думаешь, — невозмутимо проговорил Анатолий. Он взял паспорт, открыл его на прежнем месте и, с интересом посмотрев на помпезный прямоугольник государственного штампа, перевел глаза на жену.

— Запомни, я никогда не дам тебе развода добровольно. Я буду судиться с тобой до последней нитки, до последнего гвоздя. Мало того что я замотаю тебя по судам, у меня найдутся друзья, способные перетянуть одеяло на мою сторону.

— С чего ты взяла, что я стану просить у тебя развода? — услышала она по-прежнему спокойный голос мужа и замерла на месте. — Ни по каким судам я ходить не намерен, и кто из нас двоих заплачет горючими слезами быстрее — факт спорный. Я в посредниках не нуждаюсь, — заверил он, — я сам себе судья. А развод, ты уж поверь, — двухминутное дело.

Оксана не успела даже сообразить, что происходит, как Анатолий, взявшись за страничку с пресловутым штампом, потянул листок книзу.

— Что я делаю?! — воскликнул он, отделяя розовый листочек от корешка. — Ой! Да ведь Бубнова развелась!

— Ты больной! — вытаращив глаза, Оксана пыталась подыскать слова, но из горла ее, перехваченного спазмом, вырывалось только гусиное шипение.

— Девушка, некрасиво врываться к холостому мужчине и заявлять о правах. Лично я уже десять минут как не женат, да и вы разведены, о нас могут подумать бог весть что. Вы уж возьмите свои манаточки да отчальте в каком-нибудь направлении.

— Я… я… — задыхаясь от распиравшего ее негодования, Ксюха прерывисто дышала, но нужные слова не подбирались.

— Нет, если вы, конечно, так настаиваете… — Анатолий подошел к Оксане и по-хозяйски, не церемонясь, ухватился за верхнюю пуговицу блузки.

— Убери руки! — взвизгнула она.

— По-моему, дама имела в виду совсем другое, — обращаясь к невидимому зрителю, объяснил Анатолий. — В таком случае мы друг друга просто не поняли.

Он прошел в прихожую, одной рукой подхватил валявшуюся на полу спортивную сумку и куртку Оксаны, а другой крепко впился в ее локоть. Подтащил упирающуюся Ксюху к дверям, поставил у самого порога ее вещи, открыл замок и вышвырнул все пожитки на лестницу.

— Куда я пойду, ты подумал?! — истошно взвизгнула Бубнова. — Ни документов, ни денег, у меня же никого, кроме тебя, в этом городе нет!

— А как же состоятельные покровители, которые меня заставят плакать горючими слезами? — резонно произнес Анатолий.

— Но я же сдохну в чужом городе от голода и холода, — Бубнова никак не могла поверить, что все это происходит в действительности и именно с ней. — Я же пропаду!

— Это твое право, — равнодушно сказал Анатолий, и дверь перед ее носом захлопнулась.

* * *

— Поздравь меня, мамочка, я снова холостой, — сияющий Анатолий полез в карман и вытащил из него смятый розовый листочек. Разложив его на скатерти, он расправил углы и выжидающе посмотрел на мать.

— И что бы это такое могло быть? — старая леди прищурила один глаз и, выпустив струю табачного дыма, взяла бумажку. Изучив ее самым внимательнейшим образом, она перевернула лист, расправила его ладонью и перевернула еще раз. — Кучеряво живешь, сынок, — неопределенно произнесла она и с сожалением посмотрела на Анатолия.

— Почему ты никогда не можешь за меня просто порадоваться? — от сленга матери лицо Анатолия вытянулось. — Я рассказываю тебе обо всем, что со мной произошло, первой приношу тебе сногсшибательную новость, а тебе она вроде и ни к чему.

— Тебе она тоже как рыбе зонтик, — отрезала Ева Юрьевна, приземляясь на диван. — Ты ж понимаешь, что паспорта восстанавливаются на счет три-четыре. Твоей жене даже не потребуется выносить сор из избы, ей будет достаточно прийти в отделение милиции и заявить, что паспорт у нее попросту украли, и через месяц ты снова обретешь почетный статус женатого рогоносца.