Столица феодоритов - [6]
Совершенно особый характер носят руины укрепленных убежищ со стенами ярко выраженного оборонительного характера, порою с фланкирующими башенными выступами (примеры — Ореанда, Аю-Даг, Бага, Басман). Почти пустые внутри, построенные лишь на случай военной опасности, они порою заселялись, и тогда, как правило, приобретали выделенный внутренней стеной детинец — миниатюрное подобие кремля или акрополя (например, Сандык-Кая, Сююрю-Кая на Бельбеке и проч.).
Характерны для средневековой Таврики и крохотные жилые «замки» — настоящие орлиные гнезда на неприступных утесах (Исар-Кая близ Гаспры, Яманташ под горой Оксек, Сююрю и Сандык-Кая на Каче, Кермен-Кая на Бельбеке, Хачла-Каясы близ Ореанды). Вокруг каждого «замка» разбросаны были убогие сельскохозяйственные усадьбы, защищенные лишь выросшим над ними укреплением. При взгляде на эти руины невольно возникает образ воинственного и замкнутого вождя, неограниченного и полуцивилизованного предводителя военно-земледельческого, а чаще (в горных районах) военно-скотоводческого клана. В нем каждый друг другу по крови родня (хотя бы и "седьмая вода на киселе"), а всякий, кто не из этого клана, — чужак, потенциальный или действительный враг.
В VIII в., поневоле ослабив бразды своего правления в Таврике, иконоборческая Византия не могла помешать приходу сюда, на побережье, а затем и в горную глушь, гонимых правительством иконопочитателей — монахов, купцов, феодалов средней руки (а иногда и довольно крупных) с подчиненными им крестьянами, мелкими ремесленниками. Корабли, привозившие иммигрантов, привнесли в Таврику развитые феодальные отношения и готовую феодально-теократическую идеологию, воплощенную в ортодоксальном христианстве. В это время и появляется здесь ранее не известная фигура частновладельца, обладателя обширных земель и относительно богатой, нередко укрепленной усадьбы. Он живет в ней, надо полагать, со сворой вооруженных челядинцев, в окружении мелких и небогатых крестьянских усадеб, разбросанных по всему земельному наделу, присвоенному себе этим избранником судьбы. Присвоение могло происходить путем прямого захвата, но чаще, по-видимому, при помощи постепенного экономического закабаления односельчан.
Картина этой своего рода колонизации, разумеется, еще гипотетична, но она основана на довольно широком изучении средневековых памятников Таврики. Ей пока ничто не противоречит, а подтверждают ее все новые и новые данные археологических исследований.
Средневековая сельскохозяственная усадьба в балке Пхе-Йолга (по Е.В. Веймарну и В.М. Маликову).1 — жилая постройка с искусственной пещерой; 2 — заросли одичалого винограда; 3 — тарапан; 4 — прискальные хозяйственные строения.
Образчик средневековой относительно зажиточной усадьбы сохранился в балке Пхе-Йолга, неподалеку от Мангупа и Эски-Кермена. Продолговатый водораздел, делящий балку на два рукава, заканчивается крутолобой обомшелой скалой. Две высеченные в ней смежные искусственные пещеры служили нижним этажом постройки, которая возводилась из камня, добытого при выдалбливании пещер. План ее угадывается по следам вырубленной «постели» для кладок, еще заметным на выветрившейся поверхности скалы.
Глубокие гнезда от балок и стропил на скалах под склонами оврага, остатки каменных строений, выемки камня на краях обрывов говорят о том, что центральная постройка — вероятнее всего, жилище самого хозяина — была окружена помещениями для челяди и хозяйственными строениями, хлевами, конюшнями, сараями. Следы тарапана и заросли одичалого винограда свидетельствуют о винодельческой отрасли этого хозяйства.
Если допустить, что личное владение такого средневекового хозяина не выходило за пределы балки, то площадь его составляла, по всей вероятности, 10–12 гектаров земли, пригодной для земледелия. Это обеспечивало прокормление, по крайней мере, 20 человек. Но угодья того же хозяина могли быть и вне усадьбы, там, где и теперь пахотные поля, кстати, местами усеянные средневековой керамикой. Кроме того, был еще и скот.
Судя по габаритам многочисленных прискальных навесов и стойл на территории той же усадьбы, в довольно большом стаде, принадлежавшем ее владельцу, изобиловал мелкий рогатый скот. Кстати, прямо от усадьбы отлого поднималась к югу удобная дорога, следы которой до сих пор сохранились в лесных зарослях. Дорога эта ("иол") ведет, что называется, никуда — к обрывам скал между Эски-Керменом и Биюк-Каралезом (Красный Мак). Чисто хозяйственное, скотопрогонное назначение дороги не вызывает сомнений — она шла от населенного места к пастбищу.
Жизненный уровень такого землевладельца средней руки был ненамного выше, чем тех хлебопашцев-общинников, которые приходились ему младшими родичами или в чем-то экономически зависели от него. Дальнейшее обогащение, перерастание его в тимариота — помещика-феодала само по себе могло тянуться долго. Однако в VIII–X вв. в Таврике с непостижимой быстротой появляется целый ряд куда более крупных и по своему времени высокоорганизованных хозяйств возле как бы невесть откуда взявшихся монастырей и замков вполне феодального типа — с оборонительными стенами, донжонами, большими храмами и многочисленными постройками. Таковы Качи-Кальон — монастырь на реке Каче, сосед Мангупа Сюйренская крепость на Бельбеке и связанный с нею пещерный монастырь, замок Сарджик на реке Черной, немало других и, наконец, сам Мангуп.
Книга рассказывает об истории строительства Гродненской крепости и той важной роли, которую она сыграла в период Первой мировой войны. Данное издание представляет интерес как для специалистов в области военной истории и фортификационного строительства, так и для широкого круга читателей.
Боевая работа советских подводников в годы Второй мировой войны до сих пор остается одной из самых спорных и мифологизированных страниц отечественной истории. Если прежде, при советской власти, подводных асов Красного флота превозносили до небес, приписывая им невероятные подвиги и огромный урон, нанесенный противнику, то в последние два десятилетия парадные советские мифы сменились грязными антисоветскими, причем подводников ославили едва ли не больше всех: дескать, никаких подвигов они не совершали, практически всю войну простояли на базах, а на охоту вышли лишь в последние месяцы боевых действий, предпочитая топить корабли с беженцами… Данная книга не имеет ничего общего с идеологическими дрязгами и дешевой пропагандой.
Автор монографии — член-корреспондент АН СССР, заслуженный деятель науки РСФСР. В книге рассказывается о главных событиях и фактах японской истории второй половины XVI века, имевших значение переломных для этой страны. Автор прослеживает основные этапы жизни и деятельности правителя и выдающегося полководца средневековой Японии Тоётоми Хидэёси, анализирует сложный и противоречивый характер этой незаурядной личности, его взаимоотношения с окружающими, причины его побед и поражений. Книга повествует о феодальных войнах и народных движениях, рисует политические портреты крупнейших исторических личностей той эпохи, описывает нравы и обычаи японцев того времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Имя автора «Рассказы о старых книгах» давно знакомо книговедам и книголюбам страны. У многих библиофилов хранятся в альбомах и папках многочисленные вырезки статей из журналов и газет, в которых А. И. Анушкин рассказывал о редких изданиях, о неожиданных находках в течение своего многолетнего путешествия по просторам страны Библиофилии. А у немногих счастливцев стоит на книжной полке рядом с работами Шилова, Мартынова, Беркова, Смирнова-Сокольского, Уткова, Осетрова, Ласунского и небольшая книжечка Анушкина, выпущенная впервые шесть лет тому назад симферопольским издательством «Таврия».
В интересной книге М. Брикнера собраны краткие сведения об умирающем и воскресающем спасителе в восточных религиях (Вавилон, Финикия, М. Азия, Греция, Египет, Персия). Брикнер выясняет отношение восточных религий к христианству, проводит аналогии между древними религиями и христианством. Из данных взятых им из истории религий, Брикнер делает соответствующие выводы, что понятие умирающего и воскресающего мессии существовало в восточных религиях задолго до возникновения христианства.