Столетняя война - [12]

В отсутствие всякой промышленности, работающей на экспорт, — лишь в конце XIV в. на континенте начнут распространяться кое-какие изделия островных ремесленников, например, алебастровые рельефы, — города, в том числе и порты южного и восточного побережий, сохраняли небольшие размеры. В университеты Кембриджа и Оксфорда — впрочем, последний прославился ученостью преподавателей-францисканцев — европейские студенты не валили толпой, как в Париж. Единственный значительный центр — Лондон, сам по себе пока что и еще на века состоящий только из Сити, расположенного к северу от Темзы, к которому недавно добавились соседний бург Вестминстер, нечто вроде административной столицы, и построенные вдоль Стрэнда — дороги, соединяющей оба города, — изящные дворцы сеньоров, имел намного меньше населения, чем французская столица. Его могущественные и склочные цеха ограничивали свою активность внутренней торговлей. Во всех остальных сферах хозяйничали иностранцы, которые в этом веке еще довольно долго будут сохранять свое положение, пока возрастающая ксенофобия однажды не лишит их монополии в пользу моряков и негоциантов-аборигенов. Как и во всех остальных местах, денежные операции вели итальянцы, но атлантическую торговлю обеспечивали почти одни гасконцы; значительными привилегиями пользовались фламандцы, брабантцы и прежде всего ганзейцы, имея здесь процветающие колонии, вызывавшие зависть местного населения.

Политическая организация обнаруживала, как и во Франции, смесь архаических черт, отражающих еще преобладавший феодальный дух, и сильных монархических институтов, предвосхищавших государство нового времени. Но поскольку эти институты были организованы раньше, чем в королевстве Капетингов, дольше развивались и поэтому были прочнее и лучше воспринимались населением, они сообщали королевской власти и ее агентам, в чьи обязанности входило дать почувствовать эту власть, такую уверенность и такие гарантии, как, может быть, нигде в Европе. По любопытному контрасту это королевство со столь прочными административными основами периодически погрязало в неслыханной по накалу политической борьбе, в которой сплоченное и единое баронство, правда, не столь богатое, как во Франции, противостояло лично королю и требовало для себя контроля над чиновниками и ведением дел в стране.

Англия как таковая делилась примерно на сорок графств, или шайров (shires), самого различного размера. Это были чисто административные округа, а не феодальные владения, как во Франции. Если знатный барон носил титул графа, это не значило, что он владеет территорией соответствующего графства. Фьефы, то есть маноры или посты, высшей аристократии, несомненно могущественной, еще со времен нормандского завоевания были разбросаны по разным областям и никогда не образовывали обширных доменов, принадлежащих одному владельцу. Во все эти раздробленные владения проникали королевские агенты, не встречая эффективного отпора. Единственное исключение из этого правила — «палатинаты» (palatinates), привилегированные территории, где не действовали brefs — королевские приказы, куда не было доступа чиновникам монарха, где были почти независимые канцелярия и суды. Но из двух еще существовавших палатинатов одно, графство Честер, близкое к уэльской границе, с пресечением графской династии было включено в королевский домен, а второе, на севере, попало в руки епископа Даремского. В 1351 г. Эдуард III возведет в ранг палатината графство Ланкастер ради своего кузена Генриха Ланкастера, дав ему титул герцога, правда, без права наследования, а со смертью этого барона повторит пожалование для зятя последнего и своего младшего сына — Джона Гонта. Вне пределов палатинатов существовало множество территорий под сеньориальной юрисдикцией, принадлежавших светским или церковным сеньорам и называемых «вольными» (franchise), которыми владельцы ревностно дорожили, но существование которых давно лишили смысла королевские чиновники, изымая дела, которые могли входить в сферу интересов короля, и беспрепятственно внедряя право апелляции к королевским судам. Сутяжнический дух англо-нормандцев, их ярко выраженное пристрастие к юридическим спекуляциям породили формалистические и запутанные законы, на которые опирались органы королевской власти, представлявшие суверена в качестве верховного судьи. Малейшее нарушение порядка, расцениваемое как нарушение королевского мира, влекло за собой возбуждение дела, где король как потерпевшая сторона мог требовать от своих судей примерного наказания преступников; в результате этого Англия с давних пор усвоила понятие, чуждое людям средневековья, — понятие прокуратуры, которая могла действовать, не нуждаясь в жалобе, направленной частными лицами.

Королевскую власть в графствах осуществляло множество чиновников: бальи, или reeves, — домениальные агенты; лесничие и лесники, обязанные следить за выполнением строгих, но уже теряющих силу законов, распространявшихся на обширные пространства, именуемые «лесом», огромные заповедники дичи; исчиторы (escheators), управляющие наследством королевских вассалов до передачи наследникам или в период малолетства последних; коронеры (coroners), руководящие следствием по уголовным делам об убийствах; сборщики постоянных или временных налогов. Шериф (sheriff), или виконт, аналог капетингских бальи, человек невысокого происхождения и часто сменяемый, обеспечивал контакт между королем и подданными, брал на откуп получение королевских доходов, оплачивал местные расходы, ежегодно представлял в Палату Шахматной доски