Столь долгое возвращение… - [15]
После конфликта с Бердичевским раввином за Маркишем приехала его старшая сестра Лея и увезла мальчика домой. Вирус независимости, однако уже навсегда, на всю жизнь овладел им. Два года спустя он позволяет себе то, о чем даже подумать боятся его сверстники-полончане и что вызывает их восхищение и зависть: он, местечковый еврейский мальчик, ходит среди бела дня в галошах и в картузе! Давид сквозь пальцы смотрит на своевольные проделки «сбившегося с пути» мезунека. «Ах, если бы он стал счетоводом! — вздыхает Хая. — С его-то головой!»
И его устраивают на службу в «Полонское ссудо-сберегательное сообщество».
Примерно в это же время — в возрасте около пятнадцати лет — он начинает писать стихи. Это религиозно-мистические стихи, он пишет их по-русски.
Он пишет, захлебываясь чувствами, желаниями, впечатлениями о распахнутом перед ним мире. Он пишет много, скорописью, где попало, когда попало, на чем попало. Одно из ранних стихотворений он набрасывает на работе, на банковском чеке. Чек попадает к клиенту, клиент не может использовать его. Клиент возмущен, он жалуется начальнику Маркиша. Тот вначале ничего не может понять, подозревает подлог, злоумышление, готовящееся ограбление. Наконец, расследование приводит к Маркишу. «Виновнику» делают строгое предупреждение, ему грозят увольнением с работы. Давид вздыхает обреченно, Хая плачет: ее Перец занимается совсем не еврейским делом.
Скандал разразился несколькими месяцами позднее. В Полоное в кои-то веки заехала бродячая трупа еврейских эстрадных артистов. Не от хорошей жизни заехала она в такое захолустье, и не ожидала там ни особо теплого, ни, тем более, денежного приема. И, действительно, один только Перец Маркиш явился к артистам на постоялый двор в первый же вечер их приезда.
Постоялый двор, битком набитый храпящими людьми, не был идеальным местом для разговоров об искусстве. Поэтому пятнадцатилетний Маркиш извлек из кармана ключи от Ссудо-сберегательного сообщества и пригласил туда артистических бродяг.
И через десять минут здание Сообщества светилось всеми окнами — словно в день коронации Николая. На темную улицу выплескивался потом шум хохота, пенья. Из окна кабинета директора валил густой дым: туда вывели самоварную трубу и кипятили воду для чая.
Сторож, прибежавший на необычайный шум, долго смотрел на обезумевший дом, но подойти близко не решался. Он прямехонько отправился к директору Сообщества и доложил ему, что на его контору напали бандиты, грабят и бесчинствуют. Вскоре целая толпа «поднятых по тревоге» местечковых евреев обложила светящийся дом. Ворвавшись внутрь с кольями и топорами, они увидели Маркиша, читавшего свои стихи. Артисты, усевшись на полу вокруг пыхтящего самовара, слушали его.
Назавтра Перец Маркиш был уволен из Ссудо-сберегательного сообщества. Не помогли ни слезы Хаи, ни вздохи Давида, ни «подмазки» деда — портного Берко.
Финансист, равно как и кантор, не получился из Переца Маркиша.
Давид, человек мудрый и привыкший к ударам судьбы, не знал, что делать дальше — и смирился: маленький Перец, на которого он возлагал такие надежды, никогда не добьется высокого положения в жизни. Счетовод из него не получится…
И вот теперь старый Давид должен был приехать к нам в Ворзель.
С самого утра Маркиш отправился в Киев встречать отца. Старик плыл на пароходе из Днепропетровска — бывшего Екатеринослава, где вся семья Маркишей осела еще до 1917 года. В ожидании нашего гостя я испытывала такое волнение, что не знала, куда и ткнуться: Маркиш сказал, что его отец не знает ни слова по-русски, и, если я хочу, то могу с ним ни в какие разговоры не вступать — молчать, и все.
— Но как мне с ним хотя бы поздороваться? — спросила я. — Хотя бы несколько слов на идиш…
— Ну, ладно, — сказал Маркиш. — Скажи ему: «Вос, вер, веймен». Старик будет доволен.
Записав слова, я выучила их наизусть.
Поздним вечером приехал Маркиш с отцом. Старик был удивительно красив: статный, с окладистой белой бородой и голубыми глазами. Одет он был в длинный люстриновый лапсердак, а на голове его красовался картуз. Несколько плетеных корзин, тюки и тючки с книгами загромождали телегу, привезшую гостя.
— Вос, вер, веймен! — выпалила я, подойдя к старику,
Тот вздрогнул и уставился на меня с великим изумлением.
— А что, дочка, — сказал старик с сильнейшим еврейско-украинским акцентом, — по-русскому ты не умеешь?
Я оглянулась, поглядела на Маркиша — что все это могло означать? Но Маркиш никак не реагировал на странный диалог между мною и стариком — его рука была перевязана намокшим кровью платком, и я в темноте только сейчас заметила это.
— Что с тобой, Маркуша?
— Идем искать врача! — нетерпеливо сказал Маркиш. — С этими вещами… — Маркиш досадливо кивнул в сторону стариковского багажа. — Я здесь, на вокзале, прищемил палец дверью купе. Кажется, сошел ноготь…
Врача мы подняли с постели. Он снял вывернутый напрочь ноготь и наложил повязку. Операция была болезненной, но после ее окончания нетерпеливо, но молча перенеся сильнейшую боль, Маркиш сразу повеселел.
«Особое чувство собственного ирландства» — сборник лиричных и остроумных эссе о Дублине и горожанах вообще, национальном ирландском характере и человеческих нравах в принципе, о споре традиций и нового. Его автор Пат Инголдзби — великий дублинский романтик XX века, поэт, драматург, а в прошлом — еще и звезда ирландского телевидения, любимец детей. Эта ироничная и пронизанная ностальгией книга доставит вам истинное удовольствие.
Жизнь и учения странствующего йогина Патрула Ринпоче – высокочтимого буддийского мастера и учёного XIX века из Тибета – оживают в правдивых историях, собранных и переведённых французским буддийским монахом Матье Рикаром. В их основе – устные рассказы великих учителей современности, а также тибетские письменные источники.
Закончился век двадцатый, и сегодня мы живем в XXI веке. Жизнь провела меня через многие профессии. Работал я депутатом парламента и мэром Сеула. Сегодня народ доверил мне пост Президента страны. Но как бы ни менялись мои должности и посты, как бы ни складывались мои жизненные обстоятельства в стремительном течении времени, есть то, что для меня остаётся неизменным. Это моё твёрдое убеждение: В жизни чудес не бывает!
Предлагаемая работа — это живые зарисовки непосредственного свидетеля бурных и скоротечных кровавых событий и процессов, происходивших в Ираке в период оккупации в 2004—2005 гг. Несмотря на то, что российское посольство находилось в весьма непривычных, некомфортных с точки зрения дипломатии, условиях, оно продолжало функционировать, как отлаженный механизм, а его сотрудники добросовестно выполняли свои обязанности.
Книга «Святые и пророки Белой Руси» призвана открыть глаза нашим современникам на тот очевидный для серьезных историков, филологов и православных богословов факт, что и в Москве, и во Владивостоке, и в Бресте, и в Гродно, в Полоцке и Витебске, и в Киеве с Ужгородом живет один православный русский народ. Все усилия тоталитарной русофобской пропаганды, призванные насадить в умах и сердцах русских людей Белой и Малой Руси противоположное, будут сведены на нет, если обманутым «геббельсовской» русофобской пропагандой людям привести документы, факты их собственной истории «от Адама до Потсдама» и выстраданную, научно и богословски выверенную позицию великих людей Белой Руси, многие из которых прославлены Русской Православной Церковью в лике святых, а те, кто из описанных в книге еще не прославлен, являются великими национальными пророками и светочами Белой и Малой Руси.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.