Стоит только пожелать - [12]

Шрифт
Интервал

— А потом можно? — словно прочитав мои мысли, спросил Ренард. Ответ он прочел у меня на лице и, нырнув под воду, исчез. Честно, я была очень благодарна ему за то, что не придется вылезать из воды при нем и щеголять одной-единственной насквозь промокшей рубахой. Почему-то даже в голову не приходило усомниться в том, что Господин действительно ушел, а не подглядывает за мной из-за какого-нибудь дерева.

* * *

Вторым по значимости вопросом, после моего происхождения, о котором я, кстати, так ничего толком и не рассказала, для Ренарда был возраст. Никогда не понимала, почему считается, что эту тему неприлично поднимать в разговоре с женщиной, и почему некоторые дамы чуть ли не на Библии клянутся в том, что они еще близко не приблизились к тридцати годам, хотя на самом деле им уже было глубоко за сорок. Поэтому, когда господин спросил у меня, сколько мне лет, я ответила правду:

— Семнадцать.

Удивление, отразившееся на лице мужчины, настолько не походило на его обычное спокойное выражение, что я сама, наверное, уставилась на него, как будто увидела в первый раз.

— Семнадцать? — едва слышно переспросил Ренард, продолжая сверлить меня взглядом, словно выглядывая ложь.

— Совершенно верно, в конце августа исполнится восемнадцать, — подтвердила я. — А вы что думали?

— Думал, что больше, — все так же тихо отвечал Господин. — Думал, где-то двадцать пять.

— Почему? — удивленно приподняла брови я. Нет, совсем не обидно, просто интересно.

— Твоя фигура… — голос Ренарда вдруг охрип. — Она совсем не детская, а наоборот, женственная. Грудь, талия, бедра…

— Кхм… — требовательно кашлянула я, призывая его прекратить перечисления всех выдающихся достоинств моей фигуры, попутно обводя взглядом, собственно, предмет разговора. Глаза Ренарда тут же взлетели к моему лицу и теперь уже его изучали с повышенным интересом.

— Милостивый Боже, совсем ребенок… — только и сказал господин.

Не знаю, что эта фраза для него значила и какие выводы он сделал, но с тех пор Ренард стал чаще как будто невзначай касаться меня, но так, чтобы это не смущало и не выходило за рамки приличия. Целовал господин меня редко, и всякий раз возникало ощущение, что он опасается позволить себе что-то, что может обидеть меня или испугать. С одной стороны, я ощущала заботу, а с другой, догадывалась, что перед Ренардом встал сложный выбор относительно меня, но что конкретно беспокоит его, понятия не имела, а спросить не решалась.

Леонард

Каюсь, у меня нет-нет, да и мелькает мысль, что проще было убедить отца не держать мать Амадора в любовницах, а уже наконец жениться и узаконить младшенького. А то нечестно как-то: мы с Реном лавируем, пытаясь не угодить в брачный капкан, а он там отдыхает в гарнизоне своем! И не один бы я мотался за пролив и подставлялся перед королем.

Вот уже три недели я маюсь под этим закопченным небом, давлюсь этой безвкусной едой и через силу глотаю эту бурду, которую тут обзывают пивом. Черт возьми, никогда не думал, что буду так тосковать по доброму вину. Я же не Амадор, в конце концов! Он бы тут не выжил.

Надеюсь, хоть сегодня дело сдвинется с мертвой точки. Сразу понятно, что мы не во Франции: наш король, конечно, не закатывал каждое утро приемы и каждый вечер балы, но в Лувре частенько ошивается множество обличенных властью бездельников, из которых, если очень постараться, можно вытрясти какой-то прок. Здесь же ближайшего более-менее подходящего мероприятия пришлось ждать полмесяца! Было бы у меня официальное поручение или хотя бы одобренная венценосного кузена диверсия, пошел бы прямиком к английскому королю и решил все вопросы за день, а так приходится строить из себя архиепископа Тулузского, прибывшего для налаживания контактов между нашей Церковью и английскими католиками. Не знаю, сколько раз за день я уже проклял эту архиепископскую мантию. Одна мысль греет: сегодня я наконец донесу до премьер-министра идею и Англия, даст Бог, не откажется.

От желания поскорее закончить дело я даже не уделил должного внимания балу, хотя люблю подобные увеселения. Я раскланивался с кем-то, с отработанной до автоматизма любезной улыбкой отвечал на пустые вопросы такими же дежурными фразами, но напрочь игнорировал кокетливых дам, которые одинаковые по обе стороны пролива, и их флирт. Через час после дежурных раскланиваний и расшаркиваний я наконец добрался до герцога Норфолка. Из всех присутствующих только он знал, с кем имеет честь.

— Ваша светлость, рад приветствовать вас в Лондоне, — поклонился мне премьер-министр.

— Прошу, милорд, давайте без всех этих причуд этикета, — не слишком вежливо оборвал его, — сыт, знаете ли, по горло.

— Неужели церемонии не приняты при французском дворе? — притворно изумился этот английский лис.

— При французском дворе принято исполнять волю короля и его родственников, — при желании я мог обжечь собеседника холодом своего голоса, а сейчас желание было, причем подогретое обострившейся раздражительностью.

— Что угодно герцогу Анжуйскому? — верно понял меня Норфолк.

— Я прибыл с предложением, — наконец перешли к сути! — Франция считает, что союз Англии и Савойи желателен для всех трех сторон. При таком раскладе мы образуем мощный союз, способный противостоять Испании. Насколько нам известно, герцог Савойский намерен выдать замуж свою дочь и младший принц Англии до сих пор не женат.


Еще от автора Ирина Литвинова
Веридор. Жестокий король

Рассказ представляет собой дневник, в котором описывается непростая жизнь короля. Кандора Х прозвали Жестоким, но именно он делает всё, чтобы королевство не поглотила война, чтобы не казнили язычников и тёмных магов, чтобы его друг смог жениться на девушке более высокого социального положения. Сталкиваясь с очередным испытанием судьбы, он старается пройти его достойно и принять мудрое, справедливое решение.


Веридор. Одержимый принц

Веридор — могущественное королевство, процветающее под властью Жестокого короля и не прогибающееся ни под влиятельных соседей, ни под культ Единого Бога во главе с Отче. Но за свою независимость приходится платить. Заговорщики и блюстители своих интересов засели во дворце, и одному Кандору Х не справиться. Борьба за венец наследника точит королевский род, и, чтобы не допустить войны и смены власти, надо объединиться всем веридорским: кронгерцогу-корсару, принцу-демону, Лихому-разбойнику, тридцатке элитного полка, золотому бастарду.


Рекомендуем почитать
Поединок

Восемнадцатый век. Казнь царевича Алексея. Реформы Петра Первого. Правление Екатерины Первой. Давно ли это было? А они – главные герои сего повествования обыкновенные люди, родившиеся в то время. Никто из них не знал, что их ждет. Они просто стремились к счастью, любви, и конечно же в их жизни не обошлось без человеческих ошибок и слабостей.


Банга-Любанга (Любовь Белозерская - Михаил Булгаков)

Они вдохновляли поэтов и романистов, которые их любили или ненавидели – до такой степени, что эту любовь или ненависть оказывалось невозможным удержать в сердце. Ее непременно нужно было сделать общим достоянием! Так, миллионы читателей узнали, страсть к какой красавице сводила с ума Достоевского, кого ревновал Пушкин, чей первый бал столь любовно описывает Толстой… Тайна муз великих манит и не дает покоя. Наташа Ростова, Татьяна Ларина, Настасья Филипповна, Маргарита – о тех, кто создал эти образы, и их возлюбленных читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…


Возлюбленные уста (Мария Гамильтон - Петр I. Россия)

Ревнует – значит, любит. Так считалось во все времена. Ревновали короли, королевы и их фавориты. Поэты испытывали жгучие муки ревности по отношению к своим музам, терзались ею знаменитые актрисы и их поклонники. Александр Пушкин и роковая Идалия Полетика, знаменитая Анна Австрийская, ее английский возлюбленный и происки французского кардинала, Петр Первый и Мария Гамильтон… Кого-то из них роковая страсть доводила до преступлений – страшных, непростительных, кровавых. Есть ли этому оправдание? Или главное – любовь, а потому все, что связано с ней, свято?


Страсти-мордасти (Дарья Салтыкова)

Эпатаж – их жизненное кредо, яркие незабываемые эмоции – отрада для сердца, скандал – единственно возможный способ существования! Для этих неординарных дам не было запретов в любви, они презирали условности, смеялись над общественной моралью, их совесть жила по собственным законам. Их ненавидели – и боготворили, презирали – и превозносили до небес. О жизни гениальной Софьи Ковалевской, несгибаемой Александры Коллонтай, хитроумной Соньки Золотой Ручки и других женщин, известных своей скандальной репутацией, читайте в исторических новеллах Елены Арсеньевой…


Золотой плен

Историк по образованию, американская писательница Патриция Кемден разворачивает действие своего любовного романа в Европе начала XVIII века. Овдовевшая фламандская красавица Катье де Сен-Бенуа всю свою любовь сосредоточила на маленьком сыне. Но он живет лишь благодаря лекарству, которое умеет делать турок Эль-Мюзир, любовник ее сестры Лиз Д'Ажене. Английский полковник Бекет Торн намерен отомстить турку, в плену у которого провел долгие семь лет, и надеется, что Катье поможет ему в этом. Катье находится под обаянием неотразимого англичанина, но что станет с сыном, если погибнет Эль-Мюзир? Долг и чувство вступают в поединок, исход которого предугадать невозможно...


Роза и Меч

Желая вернуть себе трон предков, выросшая в изгнании принцесса обращается с просьбой о помощи к разочарованному в жизни принцу, с которым была когда-то помолвлена. Но отражать колкости этого мужчины столь же сложно, как и сопротивляться его обаянию…