Сто лет восхождения - [14]
И вот первый настоящий физик. Обыденный в своем внешнем облике: темный костюм-тройка да накрахмаленная сорочка с тугим воротником, как у папы.
В тот день Лева так и не пошел на занятия. Он бродил по улицам Минска, обуреваемый противоречивыми мыслями.
Хотелось сейчас же пойти на вокзал и рвануть в Ленинград.
«Пусть я буду мыть пробирки, но только бы там — в самом центре современной физики», — Лева вдруг обнаружил, как закоченели ноги в ботинках на тонкой подошве, как ноют кисти рук, покрасневшие от холода...
Современная физика, как скоростной экспресс с мощным локомотивом, с каждым днем набирает ход. Не зацепишься сейчас, потом не догонишь...
Лева уже не шагал, а почти бежал домой по заметенным улицам. Разгоряченный, он взлетел на крыльцо, рванул дверь, дернул полированную ручку старинного звонка. Дверь распахнулась. И сестра Катя, хрупкая, тоненькая, добрая, радостно сообщила в передней: «А у нас гость?! Где ты так долго?»
За большим столом, где сходилась по вечерам вся семья, на обычном Левином месте сейчас сидел кто-то. Зеленая тень от козырька низко опущенной лампы скрывала гостя. И, разматывая шарф, расстегивая окоченевшими, непослушными пальцами пальто, Лева даже не обратил внимания на солидную шубу с пушистым шалевым воротником на вешалке. В столовой засмеялись. А Лева так и застыл перед вешалкой. Приезжий академик сидит у них за столом. Лева входит в столовую. Папа смотрит на сына и обращается к гостю: «Мой сын. Уже студент, математик». Лева пожимает мягкую ладонь.
За столом вспоминают довоенное прошлое, общих знакомых.
Им было о чем поговорить, что вспомнить — родителям и гостю из Ленинграда. Война с Германией и война гражданская. Горькие в своей обыденности судьбы любимых, многообещавших учеников, оборванные шрапнельным снарядом, или пулей «дум-дум» в болотах под Пинском, в степях под Азовом, на волжских откосах под Самарой, Царицыном, или сыпняком в инфекционном безымянном бараке. Крутится, крутится разговор, как ложечка в чайном стакане, перескакивая с одного на другое, возвращаясь назад, в прошлое.
Гость рассказывает о событиях двадцать первого года, развернувшихся на окраине промерзшего блокированного Петрограда, в Сосновке, под сводами бывшего Политехнического института имени Петра Великого.
Дредноуты Балтийской эскадры с опустошенными угольными бункерами и с полуопустевшими кубриками — моряки дрались на фронтах гражданской — застыли у стенки Кронштадтской гавани. Минированный сначала немцами, затем англичанами Финский залив напоминал суп с клецками. Бездымная, не затуманенная ни одним шлейфом пароходной трубы акватория Балтийского моря милостиво и равнодушно принимала в себя сильные воды Невы. На пограничной реке Сестре еще нет-нет да и вспыхивали перестрелки между патрулями.
Профессора и приват-доценты прилежно трудились на грядках персональных огородов, разбитых в парке Лесотехнической академии. Жена профессора Иоффе завела козу. Абрам Федорович с юмором рассказывал, как они всем семейством пытались в первый раз подоить эту козу. А Лева морщился будто от зубной боли, словно хотел поторопить гостя. Ну скорей же, зачем эти ненужные подробности. Где же главное...
Главное... В этом существовании, близком к первобытному, в Сосновке люди думали о будущем физики. Без громких слов и пышных речей, как-то само собой, организовался, начал жить и существовать первый в стране Физико-технический институт.
Смешно подумать, за обычную электролампочку или термометр спекулянты просили годовое профессорское жалованье, а люди в нетопленых лабораториях решали проблемы передачи электроэнергии на дальние расстояния, ставили эксперименты, подтверждающие или проясняющие постулаты новой физики. Сначала лабораториями служили пустынные аудитории Политехнического. Затем для Физтеха Петроградский Совет выделил основательное здание, выстроенное как раз в канун мировой войны. Здание предназначалось для клиники душевнобольных. И архитектор даже окружил его прочной, кованой оградой, на которой почему-то красовались барельефы бараньих голов. Они исправно служили предметом шуток, эпиграмм как для молодых сотрудников Физтеха, так и для профессуры.
Лева же с досадой размышлял, что Абрам Федорович рассказывает все не о том и все не так. Ну не все ли равно, какие барельефы на ограде нового института? Вот что они там делают, какие задачи планируют на будущее? А гость уже говорил о другом. О том, как ходил к наркому Лежаве выбивать инвалюту на приборы для института. Как поехал в Англию через Ревель и мучительно гадал: дадут британцы визу или нет.
Гость рассказывал о разном, о чем конечно же было бы интересно послушать Леве, но в иное время, не сегодня.
Только когда Иоффе стал говорить о встречах с лордом Резерфордом и другими учеными Британии, Лева примирился с неспешным повествованием академика. А Абрам Федорович умел не только передать события с мягким, добродушным юмором, но еще и показать своего собеседника, воспроизвести его интонации, манеру речи, характерные жесты. И в их столовой вдруг резко энергично заговорил выходец из Новой Зеландии, так не соответствующий своими манерами высокому званию английского лорда. Заспорили члены студенческого клуба «Сорока на пне», объединявшего не одно поколение юмористов и сатириков Кембриджа.
Повесть-хроника "Истории без любви" посвящена многолетней выдающейся деятельности Института электросварки имени Е. О. Патона, замечательному содружеству ученых и рабочего класса, их славным победам в создании новейшей техники наших дней. Каков он, творец эпохи НТР? Какие нравственные категории владеют им? Такие вопросы ставят и решают авторы.
Книга посвящена жизни и творчеству выдающегося советского кристаллографа, основоположника и руководителя новейших направлений в отечественной науке о кристаллах, основателя и первого директора единственного в мире Института кристаллографии при Академии наук СССР академика Алексея Васильевича Шубникова (1887—1970). Классические труды ученого по симметрии, кристаллофизике, кристаллогенезису приобрели всемирную известность и открыли новые горизонты в науке. А. В. Шубников является основателем технической кристаллографии.
Нильс Бор — одна из ключевых фигур квантовой революции, охватившей науку в XX веке. Его модель атома предполагала трансформацию пределов знания, она вытеснила механистическую модель классической физики. Этот выдающийся сторонник новой теории защищал ее самые глубокие физические и философские следствия от скептиков вроде Альберта Эйнштейна. Он превратил родной Копенгаген в мировой центр теоретической физики, хотя с приходом к власти нацистов был вынужден покинуть Данию и обосноваться в США. В конце войны Бор активно выступал за разоружение, за интернационализацию науки и мирное использование ядерной энергии.
Джеймс Клерк Максвелл был одним из самых блестящих умов XIX века. Его работы легли в основу двух революционных концепций следующего столетия — теории относительности и квантовой теории. Максвелл объединил электричество и магнетизм в коротком ряду элегантных уравнений, представляющих собой настоящую вершину физики всех времен на уровне достижений Галилея, Ньютона и Эйнштейна. Несмотря на всю революционность его идей, Максвелл, будучи очень религиозным человеком, всегда считал, что научное знание должно иметь некие пределы — пределы, которые, как ни парадоксально, он превзошел как никто другой.
Ежемесячный научно-популярный и научно-художественный журнал.
«Занимательное дождеведение» – первая книга об истории дождя.Вы узнаете, как большая буря и намерение вступить в брак привели к величайшей охоте на ведьм в мировой истории, в чем тайна рыбных и разноцветных дождей, как люди пытались подчинить себе дождь танцами и перемещением облаков, как дождь вдохновил Вуди Аллена, Рэя Брэдбери и Курта Кобейна, а Даниеля Дефо сделал первым в истории журналистом-синоптиком.Сплетая воедино научные и исторические факты, журналист-эколог Синтия Барнетт раскрывает удивительную связь между дождем, искусством, человеческой историей и нашим будущим.
Эта книга – захватывающий триллер, где действующие лица – охотники-ученые и ускользающие нейтрино. Крошечные частички, которые мы называем нейтрино, дают ответ на глобальные вопросы: почему так сложно обнаружить антиматерию, как взрываются звезды, превращаясь в сверхновые, что происходило во Вселенной в первые секунды ее жизни и даже что происходит в недрах нашей планеты? Книга известного астрофизика Рэя Джаявардхана посвящена не только истории исследований нейтрино. Она увлекательно рассказывает о людях, которые раздвигают горизонты человеческих знаний.