Стихотворения - [8]

Уходит к тем, что без отсрочки — там.

И может быть, поймут еще не все

У обелиска, где суглинок свеж,

Как он глубоко в мирной полосе,

Твой самый тихий гибельный рубеж.

4 октября 1965

«Все, что было со мной, — на земле…»

Все, что было со мной, — на земле.

Но остался, как верный залог,

На широком, спокойном крыле

Отпечаток морозных сапог.

Кто ступал по твоим плоскостям,

Их надежность сурово храня,

Перед тем, как отдать небесам

Заодно и тебя и меня?

Он затерян внизу навсегда,

Только я, незнакомый ему,

Эту вещую близость следа

К облакам и светилам — пойму.

Нам сужден проницательный свет,

Чтоб таили его не губя,

Чтобы в скромности малых примет

Мы умели провидеть себя.

12 ноября 1965

«Погорбившийся мост сдавили берега…»

Погорбившийся мост сдавили берега,

И выступили грубо и неровно

Расколотые летним солнцем бревна,

Наморщилась холодная река,

Течением размеренно колебля

Верхушку остро выгнанного стебля,

Который стрелкой темный ход воды,

Не зная сам зачем, обозначает,—

И жизнь однообразьем маеты

Предстанет вдруг — и словно укачает.

Ты встанешь у перил. Приложишь мерку.

Отметишь мелом. Крепко сплюнешь сверху.

Прижмешь коленом свежую доску,

И гвоздь подставит шляпку молотку

И тонко запоет, — и во весь рост

Ты вгонишь гвоздь в погорбившийся мост.

И первый твой удар — как бы со зла,

Второй удар кладешь с присловьем

хлестким,

А с третьим — струнно музыка пошла

По всем гвоздям, по бревнам и по доскам.

Когда же день утратит высоту

И выдвинется месяц за плечами,

И свет попеременно на мосту

Метнут машины круглыми очами, —

Их сильный ход заглушит ход воды,

И, проходящей тяжестью колеблем,

Прикрыв глаза, себя увидишь ты

В живом потоке напряженным стеблем.

14—19 ноября 1965

«Лежала, перееханная скатом…»

Лежала, перееханная скатом,

Дышала телом, вдавленным и смятым,

И видела сквозь пленку стылых слез,

Как снова, смертоносно громыхая,

Огромное, глазастое неслось.

И напряглась, мучительно-живая,

О милости последней не прося,

Но, в ноздри ей ударив сгустком дыма,

Торжественно, замедленно и мимо

Прошла колонна вся.

Машины уносили гул и свет,

Выравнивая скорость в отдаленье,

А мертвые глаза собачьи вслед

Глядели в человечьем напряженье,

Как будто все, что здесь произошло,

Вбирали, горестно осмыслить силясь, —

И непонятны были ей ни зло,

Ни поздняя торжественная милость.

9 декабря 1965

«И когда опрокинуло наземь…»

И когда опрокинуло наземь,

Чтоб увидеть — закрыл я глаза,

И чужие отхлынули разом,

И сошли в немоту голоса,

Вслед за ними и ты уходила,

Наклонилась к лицу моему,

Обернулась — и свет погасила,

Обреченному свет ни к чему.

Да, скорее в безликую темень,

Чтобы след был надежней затерян,

Чтоб среди незнакомых огней

Было темному сердцу вольней.

Шаг твой долгий, ночной, отдаленный

Мне как будто пространство открыл,

И тогда я взглянул — опаленно,

Но в неясном предчувствии крыл.

1965

«Привиденьем белым и нелепым…»

Привиденьем белым и нелепым

Я иду, и хаос надо мной —

То, что прежде называлось небом,

Под ногами — что звалось землей.

Сердце бьется, словно в снежном коме,

Все лишилось резкой наготы.

Мне одни названья лишь знакомы

И неясно видятся черты.

И когда к покинутому дому,

Обновленный, я вернусь опять,

Мне дано увидеть по-иному,

По-иному, может быть, понять…

Но забыться… Вейся, белый хаос!

Мир мне даст минуту тишины,

Но когда забыться я пытаюсь,

Насылает мстительные сны.

11 января 1966

«Когда прицельный полыхнул фугас…»

Когда прицельный полыхнул фугас,

Казалось, в этом взрывчатом огне

Копился света яростный запас,

Который в жизни причитался мне.

Но мерой, непосильною для глаз,

Его плеснули весь в единый миг,

И то, что видел я в последний раз,

Горит в глазницах пепельных моих.

Теперь, когда иду среди людей,

Подняв лицо, открытое лучу,

То во вселенной выжженной моей

Утраченное солнце я ищу.

По-своему печален я и рад,

И с теми, чьи пресыщены глаза,

Моя улыбка часто невпопад,

Некстати непонятная слеза.

Я трогаю руками этот мир —

Холодной гранью, линией живой

Так нестерпимо памятен и мил,

Он весь как будто вновь изваян мной.

Растет, теснится, и вокруг меня

Иные ритмы, ясные уму,

И словно эту бесконечность дня

Я отдал вам, себе оставив тьму.

И знать хочу у праведной черты,

Где равновесье держит бытие,

Что я средь вас — лишь памятник беды,

А не предвестник сумрачный ее.

16 января 1966

«Вокзал с огнями — неминуем…»

Вокзал с огнями — неминуем,

Прощальный час — над головой,

Дай трижды накрест поцелуем

Схватить последний шепот твой.

И, запрокинутая резко,

Увидишь падающий мост

И на фарфоровых подвесках

Летящий провод среди звезд.

А чтоб минута стала легче,

Когда тебе уже невмочь,

Я, наклонясь, приму на плечи

Всю перекошенную ночь.

19 марта 1966

«И что-то задумали почки…»

И что-то задумали почки,

Хоть небо — тепла не проси,

И красные вязнут сапожки

В тяжелой и черной грязи.

И лучшее сгинуло, может,

Но как мне остаться в былом,

Когда эти птицы тревожат,

Летя реактивным углом,

Когда у отвесного края

Стволы проступили бело,

И с неба, как будто считая,

Лучом по стволам провело,

И капли стеклянные нижет,

Чтоб градом осыпать потом,

И, юное, в щеки мне дышит

Холодным смеющимся ртом.

21 марта 1966

«Вознесенье железного духа…»

Вознесенье железного духа

В двух моторах, вздымающих нас.

Крепко всажена в кресло старуха,

Словно ей в небеса — не на час.