Стихотворения - [10]

1966

«Там — за деревянною оградой…»

Там — за деревянною оградой

Двинется живой круговорот.

Раковина вспыхнувшей эстрады,

Как морская, запоет.

Вальс тебя закружит,

Завертит,

Смуглыми руками

Захватив.

Каблучки отточенно

Начертят

На кругу мелодии извив.

Вся ты — в повороте горделивом,

Вся ты —

Зазывающий напев:

— Хочешь, проведу

По всем извивам,

Локотками горя не задев!..

Девочка,

Танцующего счастья

Знающему сердцу нет.

Раковина черной пастью

Поглотила музыку и свет.

1966

«Еще метет во мне метель…»

Еще метет во мне метель,

Взбивает смертную постель

И причисляет к трупу труп, —

То воем обгорелых труб,

То шорохом бескровных губ

Та, давняя метель.

Свозили немцев поутру.

Лежачий строй — как на смотру,

И чтобы каждый видеть мог,

Как много пройдено земель,

Сверкают гвозди их сапог,

Упертых в белую метель.

А ты, враждебный им, глядел

На руки талые вдоль тел.

И в тот уже беззлобный миг

Не в покаянии притих,

Но мертвой переклички их

Нарушить не хотел.

Какую боль, какую месть

Ты нес в себе в те дни! Но здесь

Задумался о чем-то ты

В суровой гордости своей

Как будто мало было ей

Одной победной правоты.

1967

«Сказали так, что умер я…»

Сказали так, что умер я. Не знал.

Но слишком многих я похоронил.

Идет душа, храня живой накал,

Идет — среди живых и средь могил.

И как-то странно чувствую порой

В глазах людей, увидевших меня,

То отраженье, где еще живой

Встаю — свидетель нынешнего дня.

И те, кого я скорбно хоронил,

Глядят моими честными глазами

На этот мир, где жизней и могил

Число должны определять мы сами.

1967

«Над сонным легче…»

Над сонным легче — доброму и злому,

Лицо живет, но безответно. Там,

Наверно, свет увиден по-иному,

И так понятно бодрствующим нам:

Там жизнь — как луч, который преломила

Усталости ночная глубина,

И возвращает мстительная сила

Все, что тобою прожито, со дна.

Минувший день, назойливым возвратом

Не мучь меня до завтрашнего дня.

Иль, может, злишься ты перед собратом,

Что есть еще в запасе у меня?

Но, может, с горькой истиной условясь,

В такие ночи в несвободном сне

Уже ничем не скованная совесть

Тебя как есть показывает мне.

1967

«В этом доме опустелом…»

В этом доме опустелом

Лишь подобье тишины.

Тень, оставленная телом,

Бродит зыбко вдоль стены.

Чуть струится в длинных шторах

Дух тепла — бродячий дух.

Переходит в скрип и шорох

Недосказанное вслух.

И спохватишься порою

И найдешь в своей судьбе:

Будет все твое с тобою,

Да не весь ты при себе.

Время сердце не обманет:

Где ни странствуй, отлучась,

Лишь сильней к себе потянет

Та, оставленная, часть.

27 декабря 1968

«Скорей туда…»

Скорей туда,

На проводы зимы!

Там пляшут кони,

Пролетают сани,

Там новый день

У прошлого взаймы

Перехватил

Веселье с бубенцами.

А что же ты?

Хмельна

Иль не хмельна?

Конец твоей

Дурашливости бабьей:

С лихих саней

Свалилась на ухабе

И на снегу —

Забытая, одна.

И, на лету

Оброненная в поле,

Ты отчужденно

Слышишь дальний смех,

И передернут

Судорогой боли

Ветрами косо

Нанесенный снег.

Глядишь кругом —

Где праздник?

Пролетел он.

Где молодость?

Землей взята давно.

А чтобы легче было,

Белым, белым

Былое

Бережно заметено.

1967

«Нет, лучше б ни теперь, ни впредь…»

Нет, лучше б ни теперь, ни впредь

В безрадостную пору

Так близко, близко не смотреть

В твой зрак, ночная прорубь.

Холодный, черный, неживой…

Я знал глаза такие:

Они глядят, но ни одной

Звезды в них ночь не кинет.

Но вот губами я приник

Из проруби напиться —

И чую, чую, как родник

Ко мне со дна стремится.

И задышало в глубине,

И влажно губ коснулось,

И ты, уснувшая во мне,

От холода проснулась.

1968

«Прощаюсь с недругом и другом…»

Г. Улановой

Прощаюсь с недругом и другом,

Взвивает занавес края,

И сцена —

Палуба моя —

Вплывает белым полукругом.

Уже тревогой

Распят фрак

Перед оркестром, ждущим знака,

И тишина — как чуткий враг,

И там,

Угаданный средь мрака,

Огромный город впереди,

Нагроможденный ярусами.

Так что ж,

Пронзай, казни, гляди

Неисчислимыми глазами!

Я здесь.

Я словно в первый раз

Свое почувствовала тело.

Я притяженье

Этих глаз

Превозмогла, преодолела.

И вот лечу, и вот несу

Все, с чем вовеки не расстанусь,

И тела собственного танец

Я вижу

Где-то там, внизу.

О как оно послушно мне,

И как ему покорны души!

Я с ними здесь

Наедине,

Пока единства не нарушит

Аплодисментов потный плеск,

Ответные поклоны тела,

А я под этот шум и блеск,

Как легкий пепел, отлетела.

1968

«Всю ночь шумело…»

Всю ночь шумело

Надо мной

Тысячелисто и шершаво.

Земля,

Храня вчерашний зной,

Еще в беспамятстве дышала.

И каждый звук —

Вблизи, вдали —

И умирая, был неведом:

Он не был голосом Земли —

Он был ее тяжелым бредом.

Но и в бреду Все тот же строй,

Что в час —

И первый и последний —

С неотвратимостью крутой

Выравнивает наши бредни.

1968

«Поднялась из тягостного дыма…»

Поднялась из тягостного дыма,

Выкруглилась в небе —

И глядит.

Как пространство

Стало ощутимо!

Как сквозное что-то холодит!

И уже ни стены,

Ни затворы,

Ни тепло зазывного огня

Не спасут…

И я ищу опоры

В бездне,

Окружающей меня.

Одарив

Пронзительным простором,

Ночь встает,

Глазаста и нага,

И не спит живое —

То, в котором

Звери чуют брата и врага.

1968

«Зачем так долго ты во мне?..»

Зачем так долго ты во мне?

Зачем на горьком повороте

Я с тем, что будет, наравне,

Но с тем, что было, не в расчете?

Огонь высокий канул в темь,

В полете превратившись в камень,

И в этот миг мне страшен тем,