Стихотворения. Поэмы - [21]

А тишина была такая,

Как будто все, что есть вокруг,

Весь мир от края и до края

Прислушивался…

И вдруг

Земля — вперед! Качнулись сосны,

А иней — точно дым с ветвей.

Огонь рванулся смертоносный

С укрытых наших батарей.

И шепелявый визг металла

Повис над самой головой.

И лес оглох. И ясно стало,

Что — началось, что это — бой.

И небо всех и все пригнуло

К земле, как низкий потолок.

И в блиндажах со стен от гула

Потек песок…

Под канонаду со стоянки

В снегу, как в мельничной пыли,

С разгону вздыбленные танки,

Почти неслышные, прошли.

И вслед за огневым налетом

К высотам, где укрылся враг,

Пошла, пошла, пошла пехота,

Пошла, родимая!

Да как!

Еще орудья не остыли

От краткой яростной пальбы,

Еще стволы деревьев ныли,

Как телеграфные столбы,—

Бойцы уже едва виднелись

На сером вспаханном снегу.

Бежали в рост, у самой цели,

Шинели сбросив на бегу.

Одни из тех, что шли вначале,

На полпути еще легли.

Живые знамя расправляли

В дыму, вдали.

И к тем живым — свои, живые

Бежали, шли, тянули связь,

И даже кухни полевые

В тылу подвинулись, дымясь.

Вперед, вперед катилась лавой

Дивизия. Была она

Своей сегодняшнею славой

Еще в тот день озарена.

1939–1940

«Не дым домашний над поселком…»

Не дым домашний над поселком,

Не скрип веселого крыльца,

Не запах утренний сенца

На молодом морозце колком, —

А дым костра, землянки тьма,

А день, ползущий в лес по лыжням,

Звон пули в воздухе недвижном,

Остекленевшем — вот зима…

1940

Танк

Взвоют гусеницы люто,

Надрезая снег с землей,

Снег с землей завьется круто

Вслед за свежей колеей.

И как будто первопуток

Открывая за собой,

В сталь одетый и обутый,

Танк идет с исходной в бой.

Лесом, нолем мимолетным,

Сам себе кладет мосты,

Только следом неохотно

Выпрямляются кусты.

В гору в гору, в гору рвется,

На дыбы встает вдали,

Вот еще, еще качнется,

Оторвется от земли! —

И уже за взгорьем где-то

Путь прокладывает свой,

Где в дыму взвилась ракета,

Где рубеж земли,

Край света —

Бой!..

1940

Жеребенок

Гнедой, со звездочкой-приметой,

Неровно вышедшей на лбу,

Он от своих отбился где-то,

Заслышав первую стрельбу.

И суток пять в снегу по брюхо

Он пробивался по тылам.

И чуть живой на дым от кухонь,

Как перебежчик, вышел к нам.

Под фронтовым суровым небом

Прижился он, привык у нас,

Где для него остатки хлеба

Бойцы носили про запас.

Бойцы ему попонку сшили —

Живи, расти, гуляй пока,

И наши лошади большие

Не обижали стригунка.

И он поправился отменно,

Он ласку знал от стольких рук,

Когда один из финских пленных

Его у нас увидел вдруг…

Худой, озябший, косоротый,

Он жеребенка обнимал,

Как будто вечером в ворота

Его шутливо загонял.

А тот стоит и вбок куда-то

Косит смущенно карий глаз.

Его, хозяина, солдатом

Он здесь увидел в первый раз.

1940

«То к сыну старик, то к шинели сыновней…»

То к сыну старик, то к шинели сыновней,

То сядет за стол, то к порогу опять.

— Нет, шутка ли слово такое: полковник!

Полковник! Герой! Это надо понять.

И смотрит на сына с тревогой любовной,

И снова встает, не уймется отец.

— Полковник! А скажем и так: ну, полковник,

Ну, даже полковник! А я вот кузнец.

Ну что ж, повстречались. Ну, выпили вместе

За милого гостя в отцовской избе.

А то, что касается службы да чести,

Ты — сам по себе, я — сам по себе.

1940

«Пускай, до последнего часа расплаты…»

 Пускай до последнего часа расплаты,

До дня торжества — недалекого дня —

И мне не дожить, как и многим ребятам,

Что были нисколько не хуже меня.

Я долю свою по-солдатски приемлю,

Ведь если бы смерть выбирать нам, друзья,

То лучше, чем смерть за родимую землю,

И выбрать нельзя.

1941

Рассказ танкиста

Был трудный бой. Все нынче, как спросонку,

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

А как зовут, забыл его спросить.

Лет десяти — двенадцати. Бедовый,

Из тех, что главарями у детей,

Из тех, что в городишках прифронтовых

Встречают нас, как дорогих гостей,

Машину обступают на стоянках,

Таскать им воду ведрами — не труд,

Приносят мыло с полотенцем к танну

И сливы недозрелые суют…

Шел бой за улицу. Огонь врага был страшен,

Мы прорывались к площади вперед.

А он гвоздит — не выглянуть из башен,—

И черт его поймет, откуда бьет.

Тут угадай-ка, за каким домишкой

Он примостился, — столько всяких дыр.

И вдруг к машине подбежал парнишка:

— Товарищ командир, товарищ командир!

Я знаю, где их пушка. Я разведал…

Я подползал, они вон там, в саду…

— Да где же, где?.. — А дайте я поеду

На танке с вами. Прямо приведу.

Что ж, бой не ждет. — Влезай сюда, дружище!

И вот мы катим к месту вчетвером.

Стоит парнишка — мины, пули свищут,

И только рубашонка пузырем.

Подъехали. — Вот здесь. — И с разворота

Заходим в тыл, и полный газ даем.

И эту пушку, заодно с расчетом,

Мы вмяли в рыхлый, жирный чернозем.

Я вытер пот. Душила гарь и копоть:

От дома к дому шел большой пожар.

И, помню, я сказал: — Спасибо, хлопец! —

И руку, как товарищу, пожал…

Был трудный бой. Все нынче, как спросонку,

И только не могу себе простить:

Из тысяч лиц узнал бы я мальчонку,

Но как зовут, забыл его спросить.

1941

Бойцу Южного фронта

Когда прочла твоя родная,

Что под Ростовом сломлен враг,

Прочла, быть может и не зная,

Что ты сражался в тех краях,—

То вновь к работе кропотливой

Она, наверно, взяв клубок,

Вернулась с мыслью горделивой:

«Не там ли нынче мой сынок?»

Когда прочла твоя подруга,