Стихотворения. Поэмы - [92]

Как хороша ты в гневе! Я б желал,

Чтоб каждый день ты выходила замуж,

И мужа у тебя я убивал,

И каждый день купался в водопаде

Твоих ругательств, не боясь того,

Исполнятся иль нет твои проклятья».

Тогда Перенна бросилась к ногам

Давида и, обняв его колени,

Взмолилась: «Сжалься, защити меня!

О юноша, ты смотришь человечней,

Чем этот дьявол. Хочешь, полюблю

Тебя, твоей рабыней верной буду,

Но защити меня от сатаны,

Не отдавай меня убийце мужа!»

«Я защищу тебя, — вскричал Давид,

Ее прижавши к сердцу, — светлый ангел,

Благословенье детских снов моих!

Я защищу тебя ценою жизни

И грудь свою подставлю под удар,

Я — щит и панцирь твой, на них наткнется

Любой, кто лишь приблизится к тебе!

Имей в виду, мой брат Иов, запомни!»

«Как бы не так! — вскричал Иов, сверкнув

Глазами. — Это против уговора!

Всегда добыча общая у нас,

И женщина не будет исключеньем.

Но если хочешь, вот мой острый меч,

Которым я снабдил ее супруга

Проездом на тот свет. Ну как? Начнем?»

Сошлись вплотную братья, предоставив

Решающее слово двум мечам,

И в этот миг отец вошел в хоромы.

«Остановитесь! Стойте!» — он вскричал.

«Будь нам судьей, — сказал Иов, — ты видишь,

Брат хочет пленницей владеть один,

А это не по нашему уставу.

Я с ним поспорил. Разве я не прав?»

«Ничтожества! Из-за такого вздора

И в драку? — заорал на них отец. —

И я, по-вашему, судья, посредник

В подобных пустяках? Что ж, хорошо:

Я разрешу ваш спор. Добыча будет

Ничьею — ни твоею, ни его.

Для простоты моею будет баба.

Вы поняли?» И выпали из рук

Мечи у сыновей. Почти с шипеньем

Кровь бросилась в лицо им, как шипит

Вода в реке от попаданья молний.

Они ворчали, но отец сказал:

«Что там еще? Кому охота дуться,

Когда Петр Комполти прикажет: «Цыц!»

Приходится дивиться, из чего

Бог создал человеческое сердце.

Как не разорвалось оно от мук,

Постигших сразу бедную Перенну!

Она под стражей в Шалго пять-шесть дней,

Но каждый день казался ей столетьем;

Страданье миг растягивает в век,

То скорбь по мужу ей томила душу,

То дикий страх ей душу леденил,

То поглощали мысли о побеге,

Чтоб подлому убийце отомстить,

И все напрасно: время проходило,

И не было возможности бежать.

Тут подоспел тягчайший из ударов.

Петр Комполти вошел к ней и сказал:

«Ты, несомненно, с сатаной в союзе.

Я околдован, госпожа моя.

Ты с каждым часом правишься мне больше

И, как там хочешь, будешь мне женой».

«Согласна», — отвечала так Перенна,

Как будто ангел смерти возвестил:

«Петр Комполти, твой час последний пробил!»

К себе Давида вызвавши тайком,

Она спросила юношу: «Признайся,

Твоя любовь действительно любовь,

Иль ты блуждающим огнем обманут?

И если правда ты меня любил,

Скажи, ты любишь ли меня доныне?»

«Люблю, — ответил юноша, — люблю,

Как любит ручеек свою лощину,

Как любит высь небесную звезда

И червячок — малину! Как добиться

Твоей любви, как мне ее достичь?»

«Есть способ, есть, — ответила Перенна. —

Твой брат — убийца моего супруга.

Отец твой сватается за меня.

Он ненавистен мне, как тот убийца.

Ты любишь, говоришь, меня? Так знай:

Спаси меня от этих двух злодеев,

Обоих погуби, и я твоя».

Любовь, любовь, извечная загадка!

Ты, как река, уносишь на себе

Красу цветов, и грязь, и муть, и тину

Из омута речного одного,

Тот омут — человеческое сердце.

Ты — океан, которого никто

Не переплыл, ты глубина, которой

Никто не мог постичь, ты великан

Из великанов. Вот, подобно морю,

Ты разлеглась безмерной синевой,

И звезды полным счетом, до последней

Отражены в тебе. И вдруг, смотри:

Все духи ада, схватываясь в драке,

Катаются клубками по тебе.

Любовь, ты всемогуща! Ты всесильна:

Ты превращаешь в ангелов людей,

И в бесов — божьих ангелов, и бесам

Обличье человека придаешь.

Безмолвная, безоблачная ночь.

В венце из звезд спокойно смотрит месяц

На землю, а на ней совершено

Отцеубийство и братоубийство.

В отцову спальню вполз змеей Давид,

Дрожа, откинул полог пред кроватью.

«Он спит. Какая кротость на лице! —

Подумал сын. — А днем, когда проснется,

Не человек, а дьявол, Вельзевул!

Иль мне таким его рисует совесть,

Трусливый сторож мой, незваный гость?

Прочь от меня, я глух к твоим веленьям.

Напрасно подымаешь ты свой перст.

Оставь! Смотри — раз, два, и все готово».

Давид за горло спящего схватил,

Сжав с силой, — небольшое содроганье,

Хрип еле уловимый, и — конец.

И прочь пошел Давид, — задернув полог.

Но у порога повернул назад —

Увериться, недвижен ли покойник,

Не ожил ли? Он к ложу подошел,

Но полог приоткрыть он не решился.

Едва дыша, он побежал бегом

К Иову, разбудив его шагами,

Но раньше, чем успел очнуться тот,

Кинжал с его стены у изголовья

Уже торчал в его груди. Удар

Был не смертелен. Брат шагнул, шатаясь,

К Давиду, но удар мечом по лбу

Свалил Иова. Обливаясь кровью,

Он рухнул наземь. Бросив меч, Давид

Из комнаты пустился без оглядки,

Как будто сотни тысяч ведьм, чертей,

Всего, что есть ужасного на свете,

Неслись за ним вдогонку по земле

И воздуху. И на задворках замка

Забился в угол и закрыл глаза.

Увы, и сквозь опущенные веки

Он видел их. То бледного отца,

То, рядом, окровавленного брата.

Они теснились в ярости к нему,

Впивались в грудь, вонзали в тело когти.

Он с криком растянулся на полу.

Когда очнулся он, уже светало

И перед ним была кровать отца.

«Вставай, вставай, — он обратился к трупу. —