Стихотворения. Поэмы - [4]

   Мне тяжко…

Грохочет проспект,

Всю душу и думки все вымуча.

Приди и скажи нараспев

Про страшного Змея-Горыныча,

Фата и девический стыд,

И ночка, весенняя ночь моя…

Опять полонянка не спит.

Не девка, а ягода сочная,

Старинный у дедов закон, —

Какая от этого выгода?

Все девки растут под замком.

И нет им потайного выхода.

   Эг-гей!

   Да моя старина, —

Тяжелая участь подарена, —

Встают на Руси терема,

И топают кони татарина.

   Мне душно,

   Окно отвори,

Старушка родимая, бабушка,

Приди, шепелявь, говори,

Что ты по-бывалому набожна,

Что нынче и честь нипочем,

И вера упала, как яблоко.

Ты дочку английским ключом

Замкнула надежно и наглухо.

Упрямый у дедов закон, —

Какая от этого выгода?

Все девки растут под замком,

И нет им потайного выхода…

Но вот под хрипенье и дрожь

Твоя надвигается очередь.

Ты, бабушка, скоро умрешь,

Скорее, чем бойкие дочери.

И песня иначе горда,

И дни прогрохочут, не зная вас,

Полон,

   Золотая орда,

Былины про Ваську Буслаева.

1927

На Керженце

Мы идем.

И рука в руке,

И шумит молодая смородина.

Мы на Керженце, на реке,

Где моя непонятная родина,

Где растут вековые леса,

Где гуляют и лось, и лиса

И на каждой лесной версте,

У любого кержачьего скита

Русь, распятая на кресте,

На старинном,

На медном прибита.

Девки черные молятся здесь,

Старики умирают за делом

И не любят, что тракторы есть —

Жеребцы с металлическим телом.

Эта русская старина,

Вся замшённая, как стена,

Где водою сморена смородина.

Где реке незабвенность дана, —

Там корежит медведя она,

Желтобородая родина,

Там медведя корежит медведь.

   Замолчи!

   Нам про это не петь.

1927

Лирические строки

Моя девчонка верная,

Ты вновь невесела,

И вновь твоя губерния

В снега занесена.

Опять заплакало в трубе

И стонет у окна, —

Метель, метель идет к тебе,

А ночь — темным-темна.

В лесу часами этими

Неслышные шаги, —

С волчатами, с медведями

Играют лешаки.

Дерутся, бьют копытами,

Одежду положа,

И песнями забытыми

Всю волость полошат.

И ты заплачешь в три ручья,

Глаза свои слепя, —

Ведь ты совсем-совсем ничье,

И я забыл тебя.

Сижу на пятом этаже,

И все мое добро —

Табак, коробочка ТЭЖЭ

И мягкое перо —

Перо в кавказском серебре.

И вечер за окном,

Кричит татарин на дворе:

— Шурум-бурум берем…

Я не продам перо, но вот

Спасение мое:

Он эти строки заберет,

Как всякое старье.

1927

Обвиняемый

Не лирике больше звенеть…

В конвульсиях падаю наземь я,

Мирáжи ползут по стене,

По комнате ходит фантазия.

И, очень орать горазд,

В теоретическом лоске

Несет социальный заказ

Довольный собой Маяковский.

Любимая, извини,

Но злобен критический демон,

Я, девочкам изменив,

Возьму нелюбовную тему…

И вот —

Из уютных квартир

К моей односпальной кровати

С улыбкой дешевых картин

Идет пожилой обыватель.

Он, вынув мандаты свои,

Скулит о классической прозе,

Он в тему встает

И стоит

В меланхолической позе.

Он пальцами трет виски

И смотрит в глаза без корысти…

Я скромно пощупал листки

Служебных характеристик,

И, злобою ожесточен,

Я комнату криком пронзаю:

— Тут лирика ни при чем,

И я, извини,

Не прозаик,

А радость вечерних икот

Совсем не хочу отмечать я.

Вот —

Каждый прошедший год

Заверен у вас печатью.

Житье вам нетрудно нести,

И месяц проносится скоро.

Зарплату по ведомости

Выписывает контора,

И вы, хорошо пообедав,

Дородной и рыхлой жене

Читаете о победах

Социализма в стране.

А ночью при синих огнях,

Мясистое тело обняв…

… … … … …

И мучает, туго старея,

Хроническая гонорея[2].

Вам эта болезнь по плечу,

У вас не тощает бумажник,

Но стыдно явиться к врачу,

Боясь разговоров домашних…

Вдали розовеет восток,

Неискренне каркает ворон,

Хохочет и пляшет восторг

В бреду моего разговора.

Глядит на бумаге печать

Презрительно и сурово.

Я буду суду отвечать

За оскорбление словом,

И провожает конвой

У черной канвы тротуара,

Где плачут над головой

И клен и каналья гитара.

1927

Музыка

1

Она ходила Волгою,

Она ходила Доном

За брякавшей двуколкою,

За легким эскадроном.

И из оркестра нашего

Летело на простор:

— Валяй, давай — вынашивай

Отвагу и упор…

Украинская ведьма,

Шалишь и не уйдешь,

Даешь, даешь Каледина,

Юденича даешь…

Но я теперь постарше,

И по полям окрест

Не бьет походным маршем

Оскаленный оркестр…

Не звякает железо,

Вокзальные звонки,

Отпела «Марсельеза»,

Не грохают клинки…

Приду и руки вымою

От гари заводской, —

Хорошую, любимую

Встречаю за рекой.

И петь себя заставлю,

Как не певал давно, —

За Невскою заставою

По вечерам в кино.

И под шальную музыку

Почудилось сквозь дым —

Родная сабля узкая

И кольчики узды.

Не потому ль, товарищи,

Лицо мое бело?

Товарищи, давай еще

Припомним о былом.

Почет неделям старым, —

Под боевой сигнал

Ударим по гитарам

«Интернационал».

И над шурум-бурумом

В неведомую даль

Заплавала по струнам

Хорошая печаль.

Лицо в крови не мокло,

И сердце не рвалось,—

Пропели пули около

В дыму седых волос…

Спокойная уже у нас

Отбитая страна.

За эту задушевность

Благодарю, струна!

Уходит наше старое

И бьет перед концом

Задумчивой гитарою

И девичьим лицом.

Дай эту ласку милую,

Как девушку весной,

Сегодня этот мир — ее,

И даже я — не свой.

2

Ах, бога ради — арию

Из оперы!..

И вот

Страдает Страдивариус,

Любимую зовет.

Шелка бушуют вместо вьюг, —

Она идет ко мне,

И декорации встают,

И рампа вся в огне.

Поет она,

Горит она,

Руки заломив,

Татьяна, Маргарита,

Тамара, Суламифь.

И ждет уже венков она,

Чтоб слава зашипела