Стихотворения. Поэмы - [10]

землю по-сыновьему сосешь.

Взял ее ты в буравы и сверла,

хорошо, вплотную, глубоко,

и ползет в нефтепровода горло

черное густое молоко.

Рваный ветер с моря,

уйма вышек,

горькая каспийская волна,

ты свои четыре буквы выжег

в книге Революции сполна.

Ты стоишь — кормилец и поилец

всех республик и всего и вся —

трактор из Путиловского вылез,

в жилах молоко твое неся.

Ждет тебя земли одна шестая,

СТО, ВСНХ, НКПС —

наше сердце,

наша кровь густая,

наш Баку — ударник и боец.

Полный ход.

Старания утроим —

затхлый пот, усталость — хоть бы хны…

 промысла Азнефти —

строй за строем —

бухта Ильича,

Сураханы.

Сабунчи пригнули шею бычью —

пусть подъем к социализму крут,

вложим пятилетнюю добычу

в трехгодичный драгоценный труд.

Пот соревнованья, поединка

выльет нефтеносная земля —

и закисла морда Детердинга —

морда нефтяного короля.

Он предвидит своего оплота

грохот,

   а спасенье, как во сне, —

бьет ударных буровых работа,

выше поднимающих Азнефть.

Грохот неминуемого краха,

смена декораций и ролей —

бей, Баку, —

мы за тобой без страха

перережем к черту королей.

Чтобы кверху вылетом набата,

свернутой струей подземных сил

над тобой фонтан Биби-Эйбата

торжество республик возносил.

5

Оккупация Баку

Правительство временное —

временная ширма,

вторая революция —

ширма на боку…

Англия понюхала —

пахнет жирно:

разыграна по нотам

оккупация Баку.

Гладкое, жесткое, как яйцо

дубовое, как бадья —

главное действующее лицо,

синее от бритья.

За ним в мундирах узеньких

на выходных ролях

русские союзники

по улицам пылят.

Какая вас, Билл Окинсы,

погода занесла?

Они идут во все концы

на нефтепромысла.

Кичась походкой плавной

(пускай навстречу норд),

дубовый,

   бритый,

      главный

действует милорд.

Туда пускают Врангеля,

Юденича сюда,

а здесь качает Англия

нефтью суда.

Будьте покойны,

о чем разговор?

Войны как войны,

как и до сих пор.

И зимой и летом

один колорит,

Киплинг об этом

еще говорит.

Только,

   бритый мистер, выплюнь-ка

трубку черную свою,

я тебе балладу Киплинга

по-своему спою.

6

Баллада об оккупанте Билл Окинсе

Где шатается Билл Окинс?

Черт дери, а мне-то что?

Он гулял по Закавказью —

покажу ж ему за то

в бога, гроб, мать…

Покажу ж ему за то.

А при чем же тут Билл Окинс,

если действует милорд?

Надо лорду

прямо в морду

и, покуда хватит морд,

в бога, гроб, мать —

рвать, бить, мять.

Раз — по морде,

два — по морде,

без каких-то там пощад,

и в конце концов на лорде

все монокли затрещат.

В бога, гроб, мать —

все монокли затрещат.

7

Англия

Бить наотмашь,

чтобы друг на друга,

чтобы лапы кверху, околев…

Но британский

   (хитрая зверюга)

драпанул обратно рыжий лев.

За морями —

   океана близ, твоя

жизнь проходит, полная красы,

там себе поскуливай, облизывая

нефтью вымазанные усы.

По усам текло,

а по зубам попало…

Все в порядке —

поскули со зла.

Вспомни, Англия,

как покупала

за ладонь и пальцы — нефтепромысла.

Но все ушло в предание,

и замело следы.

Британия,

Британия, владычица воды.

Дано тебе приданое —

невесте молодой,

так и владей, Британия,

не нефтью, а водой.

8

Резюме

Из Баку уезжая,

припомню, что видел

я — поклонник работы,

войны и огня.

В храме огнепоклонников

огненный идол

почему-то

не интересует меня.

Ну — разводят огонь,

бьют башкою о камень,

и восходит огонь

кверху,

дымен, рогат.

— Нет! — кричу про другой,

что приподнят руками

и плечами

бакинских ударных бригад.

Не царица Тамара,

поющая в замке,

а тюрчанки, встающие

в общий ранжир.

Я узнаю повсюду их

по хорошей осанке,

по тому, как синеют

откинутые паранджи.

И, тоску отметая,

заикнешься, товарищи, разве

про усталость, про то,

что работа не по плечам?

Черта с два!

Это входит Баку в Закавказье,

в Закавказье, отбитое у англичан.

9

Отплытие

Ветер загремел.

Была погодка аховая —

серенькие волны

ударили враз,

но пристань отошла,

платочками помахивая,

благими пожеланиями

провожая нас.

Хватит расставанья.

Пойдемте к чемоданам,

выстроим, хихикая,

провизию в ряды —

выпьем «Телиани»,

что моря, вода нам?

Выплывем, я думаю,

из этой воды.

Жить везде прекрасно:

на борту промытом,

чуть поочухавшись

от развой толчеи,

палуба в минуту

обрастает бытом —

стелет одеяла, гоняет чаи.

Слушайте лирические

телеграммы с фронта —

небо велико,

и велика вода.

Тихо по канату горизонта

нефтеналивные балансируют суда.

И ползут часы,

качаясь и тиктикая,

будто бы кораблики,

по воде шурша,

и луна над нами

просияла тихая —

в меру желтоватая,

в меру хороша.

Скучно наблюдая

за игрой тюленьей,

мы плывем и видим —

нас гнетут пуды

разных настроений,

многих впечатлений

однородной массы

неба и воды.

Хватит рассусоливать —

пойдемте к чемоданам,

выстроим, хихикая,

провизию в ряды,

выпьем «Телиани», —

что моря, вода нам?

Выплывем, — я думаю, —

из этой воды.

1930–1931

Каспийское море.

Волга.

Ленинград

Пулеметчики

1

Багрового солнца над нами шары,

под нами стоит лебеда,

в кожухе, мутная от жары,

перевернулась вода.

Надвое мир разделяет щит,

ленты — одна за другой…

Пуля стонет, пуля трещит,

пуля пошла дугой.

Снова во вражеские ряды

пуля идет, рыча, —

если не будет у нас воды,

воду заменит моча.

Булькая, прыгая и звеня,

бей, пулемет, пока —

вся кавалерия на ко-ня…

Пехота уже у штыка.

Все попадания наши верны

в сумрак, в позор земной —

красное знамя моей страны

плавает надо мной.

Нашу разрезать хотят страну,

высосать всю до дна —

сохнет, затоптанная, она —

сердце мое в плену.

В наши леса идет напролом