Стихотворения. Поэмы. Драма - [32]

И рощица отдаст в жестокий этот час.

Их мертвые уста тебе невнятно скажут:

"Ты все еще живешь, злодей, убивший нас?"

Тебя отвергнет друг, откажет мать в защите,

Промолвив: "Пусть над ним исполнится закон!

Мне этот зверь — не сын! На суд его тащите!

Я проклинаю ночь, когда родился он!"

Тогда впервые ты почуешь смертный ужас

И, слыша, как твоя седеет голова,

Завертишься ужом, уйти от кары тужась,

И станешь лепетать о милости слова.

Но проклят всеми ты! И милости не будет!

Враги тебе — земля, и воздух, и вода…

И если правда есть, и если подлость судят,

То скоро для тебя наступит День Суда!

1945

* Полянка зимняя бела *

Полянка зимняя бела,

В лесу — бурана вой.

Ночная вьюга замела

Окопчик под Москвой,

На черных сучьях белый снег

Причудлив и космат.

Ничком лежат пять человек —

Пять ленинских солдат.

Лежат. Им вьюга дует в лоб,

Их жжет мороз. И вот —

На их заснеженный окоп

Фашистский танк ползет.

Ползет — и что-то жабье в нем.

Он сквозь завал пролез

И прет, губительным огнем

Прочесывая лес.

"Даешь!" — сказал сержант. "Даешь!" —

Ответила братва.

За ними, как железный еж,

Щетинилась Москва.

А черный танк все лез и лез,

Утаптывая снег,

Тогда ему наперерез

Поднялся человек.

Он был приземист, белокур,

Курнос и синеок.

Холодных глаз его прищур

Был зорок и жесток.

Он шел к машине головной

И помнил, что лежат

В котомке за его спиной

Пять разрывных гранат.

Он массой тела своего

Ей путь загородил.

Так на медведя дед его

С рогатиной ходил.

И танк, паля из всех стволов,

Попятился, как зверь.

Боец к нему, как зверолов,

По насту полз теперь.

Он прятался от пуль за жердь,

За кочку, за хвою,

Но отступающую смерть

Преследовал свою!

И черный танк, взрывая снег,

Пустился наутек,

А коренастый человек

Под гусеницу лег.

И, все собою заслоня,

Величиной в сосну,

Не человек, а столб огня

Поднялся в вышину!

Сверкнул — и через миг померк

Тот огненный кинжал…

Как злая жаба, брюхом вверх,

Разбитый танк лежал.

1943

УЗЕЛ СОПРОТИВЛЕНИЯ

Через лужок, наискосок

От точки огневой,

Шумит молоденький лесок,

Одевшийся листвой.

Он весь — как изумрудный дым,

И радостно белы

Весенним соком молодым

Налитые стволы.

Весь день на солнце знай лежи!..

А в роще полутьма.

Там сходят пьяные чижи

От радости с ума.

Мне жар полдневный не с руки,

Я встану и пойду

Искать вдоль рощи васильки,

Подсвистывать дрозду.

Но поднимись не то что сам —

Из ямы выставь жердь —

И сразу к птичьим голосам

Прибавит голос смерть.

Откликнется без долгих слов

Ее глухой басок

Из-за березовых стволов,

С которых каплет сок.

Мне довелось немало жить,

Чтоб у того узла

Узнать, что гибель может быть

Так призрачно бела!

1943

НОЧНОЙ ПЛАЧ

На дворе — осенней ночи гнилость,

Затрещал сверчок. Огонь погас.

Мой хороший! Что тебе приснилось

В этот самый сумеречный час?

Твой мирок не то, что наш, громоздкий:

Весь его рукой накрыть легко.

В нем из розовой шершавой соски

Теплое струится молочко.

Отчего ж дрожат твои ресницы

И дыханье стало тяжело?

Что тебе печальное присниться,

Страшное привидеться могло?

Иль тоска рыданий безутешных,

Грудь теснящих в этот поздний час,

С кровью перешла к тебе от грешных.

Слишком многое узнавших — нас?

20 февраля 1943

ПОСЛЕ ВОЙНЫ

Итак, ты выжил. Кончились бомбежки.

Солдаты возвращаются домой.

И выполз ты, еще шальной немножко.

Как муха, уцелевшая зимой.

Ты медленно проходишь пестрым лугом,

Где ветер клонит волны спелой ржи.

Уже почти распаханные плугом,

Еще кой-где чернеют блиндажи.

И ты с улыбкой вспомнил, как, бывало.

Осколки тут жужжали, как шмели.

Теперь здесь тишь. И на дрова завалы

Колхозницы по щепке разнесли.

В кустах ты видишь танков лом железный,

На их броне растет зеленый мох…

Как после долгой тягостной болезни,

Ты делаешь счастливый полный вздох.

"Теперь, — ты думаешь, — жизнь будет длинной!

Спокойной будет старости пора".

И вдруг у ног твоих взорвется мина,

Саперами забытая вчера.

27 февраля 1943

КУКУШКА

Утомленные пушки

В это утро молчали.

Лился голос кукушки,

Полный горькой печали.

Но ее кукованье

Не считал, как бывало,

Тот, кому этой ранью

Встарь она куковала.

Взорван дот в три наката,

Сбита ели макушка…

Молодого солдата

Обманула кукушка!

Лето 1943 г.

* Когда сраженье стихнет понемногу *

Когда сраженье стихнет понемногу, —

Сквозь мирное журчанье тишины

Услышим мы, как жалуются богу

Погибшие в последний день войны.

22 февраля 1944 г.

АННА

Эту женщину звали Анной.

За плечом ее возникал

Грохот музыки ресторанной,

Гипнотический блеск зеркал.

Повернется вполоборота,

И казалось — звенит в ушах

Свист японского коверкота

И фокстрота собачий шаг.

Эту женщину ни на волос

Не смогла изменить война:

Патефона растленный голос

Всё звучал из ее окна.

Все по-прежнему был беспечен

Нежный очерк румяных губ…

Анна первой пришла на вечер

В офицерский немецкий клуб,

И за нею следил часами,

Словно брал ее на прицел,

Фат с нафабренными усами —

Молодящийся офицер.

Он курил, задыхаясь, трубку,

Сыпал пепел на ордена…

Ни в концлагерь, ни в душегубку

Не хотела попасть она.

И, совсем не грозя прикладом,

Фат срывал поцелуи, груб,

С перепачканных шоколадом,

От ликера припухших губ.

В светлых туфельках, немцем данных,

Танцевавшая до утра,

Знала ль ты, что пришла в Майданек

В этих туфлях твоя сестра?

Для чего же твой отдых сладкий

Среди пудрой пропахшей мглы

Омрачали глаза солдатки,

Подметавшей в дому полы?