Стихотворения. Поэмы. Драма - [31]

Запоет, выйдя травы косить.

Ты не даром на вражьи твердыни

Шел за землю родимую в бой:

Ты навеки становишься ныне

Сам родимою нашей землей!

Чисто гроба остругана крышка,

Выступает смола на сосне,

Синеглазый вихрастый мальчишка

По ночам тебя видит во сне:

Он к отцу на колени садится

И его заряжает ружье…

Спи, товарищ! Он будет гордиться,

Что наследовал имя твое.

1942

ДНЕПРОПЕТРОВСК

На двор выходит

Школьница в матроске,

Гудят над садом

Первые шмели.

Проходит май…

У нас в Днепропетровске

Уже, должно быть,

Вишни зацвели.

Да, зацвели.

Но не как прошлым летом,

Не белизной,

Ласкающею глаз:

Его сады

Кроваво-красным цветом

Нерадостно

Цветут на этот раз!

И негде

Соловьям перекликаться:

У исполкома

Парк

Сожжен дотла,

И на ветвях,

Раскидистых акаций

Повешенных

Качаются тела.

Как страшно знать,

Что на родных бульварах,

Где заблудилась

Молодость моя,

Пугают женщин,

От печали старых,

Остроты

Пьяного офицерья…

Друзья мои!

Я не могу забыть их.

Я не прощу

Их гибель палачам:

Мне десять тысяч

Земляков убитых

Спать не дают

И снятся по ночам!

Я думаю:

Где их враги убили?

В Шевченковском,

На берегу Днепра?

У стен еврейского кладбища

Или

Вблизи казарм,

Где сам я жил вчера?

Днепропетровск!

Ужель в твоих кварталах,

Коль не сейчас,

Так в будущем году,

Из множества

Друзей моих бывалых

Я никого,

Вернувшись,

Не найду?

Не может быть!

Всему есть в жизни мера!

Недаром же

С пожарной каланчи

На головы

Немецких офицеров

По вечерам

Слетают кирпичи.

Мои друзья, —

Как их враги ни мучай, —

Ведут борьбу,

И твердо знаю я:

Те,

Кто не носит

Свастики колючей,

В Днепропетровске

Все

Мои друзья!

1942

ОКТЯБРЬСКАЯ БИТВА

Мы песком

На чердаках гасили

Пламя вражьих бомб

В тревоги час.

Фронтовые

Белые автомобили

В гости к смерти

Увозили нас.

Из друзей,

Ушедших в эту осень,

Не один

Простился с головой, —

Но остановили

Двадцать восемь

Вражеские танки

Под Москвой.

Нас босыми

По снегу водили

На допрос и пытку

Из тюрьмы…

Все равно:

Враги не победили!

В этой битве

Победили

Мы!

1942

В БУЛОЧНОЙ

Потеряла карточку старушка…

Сгорбленная, с палочкой в руке,

Старая старушка-побирушка

Плакала у кассы в уголке.

Люди носят черный, носят белый.

Мельком поглядят и мимо, в дверь.

Что им — душам каменным — за дело,

Как она без хлебушка теперь?

Лишь мальчишка в порванной пилотке

Молвил, плюнув мимо сапога:

"Ишь, как хнычет! Голод, знать, не тетка!

Кушать хочет, старая карга!"

Будь семья, — все б легче ей немножко,

Но она, как перст, одна в беде:

Старика засыпало в бомбежку,

Внук — на фронте, дочь — в Караганде.

Что ж ей, старой, делать? Может, просто

Поплестись, прости господь, туда,

Где блестит у Каменного моста

Ледяная черная вода…

1942

ЯСЬ

Вышел Ясь

Из ветхой избушки,

На плетень оперся

У сада.

Видит он:

Бежит к нему с опушки

Его маленький сынок,

Его отрада.

Он в одной руке

Несет веревку,

А другою

Сдерживает сердце:

"Ох, отец!

Нашу старую буренку

Увели проклятые немцы!"

Пожалел старик

Свою скотину,

Он избу стеречь

Оставил бабу,

Чмокнул

На прощанье

Сына

И пошел

К немецкому штабу.

Криками и бранью

Встретил Яся

На крыльце

Фашисчский полковник:

"Уходи, собачье мясо!

Убирайся!

Вот еще

Нашелся

Законник!"

Старый Ясь

Ни с чем

Подходит к дому,

Брызжет дождик

Теплый и редкий…

У села

За стогом соломы

Повстречали Яся

Соседки.

"Ясь!

Покуда ты ходил за коровой —

По селу

Патруль немецкий рыскал.

Ой, убит

Твой сынок чернобровый,

Нет в живых

Твоей женки Марыськи!"

До зари,

Пока не спали певни,

Ясь в ногах просидел

У покойных.

И пошел к попу

На край деревни,

Чтобы мертвых

Погрести достойно.

Он плетется

В горькой обиде,

Смотрит —

Вьется дым синеватый.

Пригляделся старый

И видит:

То горит

Его бедная хата.

Молвил Ясь:

"Не будет с немцем толку!

Стерпим —

Бабы наплюют в глаза нам!.."

Из навоза

Выкопал винтовку

И подался в пущу,

К партизанам.

Хороша

У пущи той дорога,

Да ходить по ней

Врагам неловко:

То из-за куста,

То из-за стога

Достает их

Ясева винтовка!

1942

ДЕНЬ СУДА

За то, что каскою рогатою увенчан

И в шкуру облачен, ты был как гунн жесток,

За пепел наших сел, за горе наших женщин,

От милых сердцу мест ушедших на восток,

За горькую тоску напевов похоронных

Над павшими в огне кровопролитных сеч,

За вбитые в глаза немецкие патроны,

За головы детей, разбитые о печь,

За наши города, за храмы наших зодчих,

Повергнутые в прах разбойничьей пальбой,

За наш покой, за то, что на могилах отчих

Ругаются скоты, взращенные тобой,

За хлеб, что ты украл с широких наших пашен,

За бешенство твоих немецких Салтычих,

За безутешный плач несчастных пленниц наших

На каторге твоей и за бесчестье их,

За всех, кто был убит в церквах, в подвалах, в ригах,

Кто бился на кострах, от ужаса крича, —

Исполнится написанное в книгах:

"Поднявший меч погибнет от меча".

Как бешеного пса, тебя в железной клетке

На площадь привезут народу напоказ,

И матери глаза закроют малолеткам,

Чтоб не путаться им твоих свирепых глаз.

И грохот костылей раздастся на дорогах:

Из недр своих калек извергнут города.

Их тысячи — слепых, безруких и безногих

На площадь приползут в день твоего суда.

И, крови не омыв, не отирая пота,

Не слыша ничего, не видя ничего,

Чудовищной толпой, сойдясь у эшафота,

Слепые завопят: "Отдайте нам его!"

И призраки детей усядутся в канавах,

И вдовы принесут в пустых глазах тоску…

Куда тебе бежать от пальцев их костлявых,

Что рвутся к твоему сухому кадыку?

И встанут мертвецы. Их каждый холм, и пажить,