Стихотворения ; Пьесы - [15]

Золотистые листья Перевод С. Липкина

Как будто в туфлях

Свинцовых, долго

Шла ночь-старуха.

Все притаилось.

Пульс сонной жизни

Был слышен глухо.

К земле приникли

Цветы и травы

И утра ждали,

И солнца ждали

Леса и птицы,

Река и дали.

…………………….

Что ж вы грустите,

Вы, молодые,

При ярком свете?

Ведь после ночи

Вас первых тронул

Бодрящий ветер.

Как золотые,

Сияют листья.

Не вы ли это,

Сверкая счастьем,

Плывете гордо

В лучах рассвета?

Встречая утро,

Трепещут листья

В веселом звоне,

В беседе с солнцем

Весь день ликуя

На горном склоне…

Старые недуги Перевод В. Брюсова

Снова пошлость вековая

Из норы своей выходит…

Горе! Будни заглушили

Солнца смех в душе твоей,

И заботы тусклых дней

Сердце обручем сдавили.

Победи заботы те:

Им, что гадам, крыться в поры,

Не взнестись за нами в горы,

Не подняться к высоте!

Сломанные сосны Перевод Ал. Ревича

Приморские сосны сломал ураган,

К песчаным припали они берегам, —

Тянулись к просторам, стремились к воде,

Не стали скрываться и гнуться в беде:

«Мы сломаны, грозная сила, тобой,

Но рано ликуешь, не кончен бой,

Еще мы вздыхаем о далях в тоске,

Гневные ветви шумят на песке…»

И, мачтами став, над раскатом волны

Взмыли поверженных сосен стволы,

Грудь — против бури, парус крылат,

Бой против бури, мачты гудят:

«Грозная сила, швыряй нас на дно, —

В счастливую даль доплывем все равно!

Ломай, сокрушай нас — идем напролом,

К солнцу, к восходу плывем. Доплывем!»

Вперед! Перевод Ал. Ревича

Ты мост разрушил, и на самом деле

К родному дому не придешь ты вспять,

Где руки бы тебе дыханьем грели,

Где сердце бы тебе сумели заласкать…

Челны и мост проглочены пучиной,

Ревет прибой, кроша скалу в песок,

Рыдают чайки над косой пустынной.

В крови ладони, камни — из-под ног…

Вперед! Навстречу солнцу. Мир широк.

Элегия Перевод В. Бугаевского

Памяти юноши

I

Мне этого не вынести, отец.

Все видеть — и спокойно, молчаливо,

Как будто сердце у тебя вконец

Окаменело, — улыбаться криво;

Взирать, как правду топчут сапогом,

Как палачи глумятся нечестиво

Над тем, что мы святынею зовем…

Трепещет плоть, и кровь моя как пламя,

И руки тянутся к оружью сами.

И

Как мог тебя я удержать!.. И ты

Ушел, мой сын. И вот передо мною

Лежишь теперь. Глаза твои пусты,

Покрыты щеки смертной белизною.

А как они пылали в час, когда ты

Нас вещим словом окрылял своим.

Ты мертв! И лишь чело еще объято

Грозы недавней отблеском живым…

О сердце! Мы сильны, мы победим!..

Заходит солнце… Перевод Ал. Ревича

Заходит солнце, ночь пришла,

Приносит страх густая мгла,

Заходит солнце, но взойдет,

Чтоб тьму хлестать лучом с высот.

Весенние дни Перевод Ал. Ревича

Прочь жалобы и стон тоски!

Сбивай оковы и замки́!

Круши ограды и — вперед! —

Река взбухает, взломан лед.

Все выше солнце, даль синей,

Все тоньше лед весенних дней,

Все тоньше — тает под лучом,

Ручей сливается с ручьем.

Ревет разбухшая вода,

Уносит прочь обломки льда

И заливает все и вся,

Устои ветхие снося.

Воды восставшей круговерть

Крушит стены столетней твердь,

Ломает тысячи преград,

И бастион, и каземат.

Все, что давило, гибнет враз,

Вокруг, насколько видит глаз,

Вода. Течет через края

Огромной чаши бытия.

Fiat justitia! Перевод Г. Горского

[2]

Одна на свете справедливость есть,

Сама собой, одна и та ж навеки —

Она была началом всех начал:

Она несла порядок в этот мир,

И если б мир однажды канул в Лету,

Она б еще царила надо всем.

Fiat justitia, ruat mundus![3]

* * *

Она над миром трон свой вознесла,

Прикрыв свое величье облаками,

И ясный взор свой ослепив повязкой,

Опорой служит ей металл и камень,

Холмы костей и пирамиды трупов,

Стволы орудий и столбы победы,

Сиденье трона свито из цепей,

В которых вечно трудятся народы,

Виновные лишь в том, что так малы.

В руке ее весы: две чаши. Кровью правды

Полна одна, вторая чаша вечно

Мечом тяжелым клонится к земле.

Одежд багровых, золотом расшитых,

Тяжелый шелк шуршащий виснет с плеч;

И стан широким поясом охвачен,

А обувь из железа и свинца;

За поясом закон, топор и плети.

Сжимает губы тонкие она,

И если слово сквозь уста проникнет,

Оно разит, как лезвие ножа.

Одна лишь речь — приказ и приговор,

Они тяжки, как топоров удары,

Что б ни сказала — все свершится вмиг,

Покуда кровью залита земля

И в небе кровь, как зарево, алеет.

Fiat justitia, ruat mundus!

* * *

Покинув трон, она ступает в мир,

Чтоб власть свою распространить по свету,

Уравнивая всех перед собой;

Закрыв глаза, идет она слепая,

Идет не глядя, кто хорош, кто плох,

Вершит свой суд, не видя ни причин,

Ни слез не видя, ни бескровных лиц,

Ни рук костлявых, ломанных бедою,

Пока они не сжались в кулаки.

Да, Справедливость, видно, за века

Состарилась и навсегда ослепла

От вековой повязки на глазах.

И кажется мне, что она глуха,

Или заткнула уши мягкой шерстью, —

Когда проходит с ледяным лицом

И вопиющих голосов не слышит:

Пусть, пусть вопят, она за все века

Ни разу не прислушивалась к воплям —

Fiat justitia, ruat mundus!

* * *

…И стан ее не тот, каким казался,

Ленивая, она едва бредет,

Виновных не догнать ей, но легко

Хватать невинных жесткою рукой.

И лишь чутье ее, как прежде, остро:

Дым хижин она чует издалёка

И хижины обходит стороною.

Но если в них приходится бывать,

Она всегда с покорными покорна

И вежлива, спокойна и робка;

И никогда в глаза не лезет нагло;

И вовсе не горда, какой казалась.