Стихотворения - [21]

бросив свои занятья:

вдруг избежим падения,

не разомкнём объятье?

ОДНО КАСАНИЕ В СЕМИ ОКТАВАХ

Они влюблены и счастливы.

Он:

Когда тебя нет,

мне кажется —

ты просто вышла

в соседнюю комнату.

Она:

Когда ты выходишь

в соседнюю комнату,

мне кажется —

тебя больше нет.

* * *

Я думаю, что он придёт зимой.

Из нестерпимой белизны дороги

возникнет точка, чёрная до слёз,

и будет долго-долго приближаться,

с отсутствием приход соизмеряя,

и будет долго оставаться точкой —

соринка? Резь в глазах? И будет снег,

и ничего не будет, кроме снега,

и долго-долго ничего не будет,

и он раздвинет снежную завесу

и обретёт размеры и трёхмерность,

и будет приближаться — ближе, ближе

Всё. Ближе некуда. А он идёт, идёт,

уже безмерный

* * *

Какие лицо и тело иметь бы хотела?

Ники Самофракийской лицо и тело.

Как бы я мимо всяких венер летела,

как бы мне до аполлонов не было дела,

как бы моё плечо на ветру холодело,

как безвозвратно бы я покидала пределы

зала слепков!..

* * *

А может быть, биенье наших тел

рождает звук, который нам не слышен,

но слышен там, на облаках и выше,

но слышен тем, кому уже не слышен

обычный звукЕ А может, Он хотел

проверить нас на слух: целы? Без трещин?

А может быть, Он бьёт мужчин о женщин

для этого?

* * *

Одиночество — это болезнь,

передающаяся половым путём.

Я не лезу, и ты не лезь.

Лучше просто побудем вдвоём,

поболтаем о том о сём,

ни о том ни о сём помолчим

и обнимемся, и поймём:

одинокий неизлечим.

Одно касание в семи октавах

1

Прикосновение: наискосок,

как почерк первоклассницы, с наклоном.

С моей щеки отводишь волосок,

движеньем нежно-неопределенным

смещая вверх и влево облик мой,

и делаюсь оленеглазой гейшей…

Наискосок. При этом — по прямой,

дорожкой и кратчайшей, и скорейшей.

2

Фокус — в уменьшительно-ласкательных

суффиксах: уменьшить — и ласкать,

ласками уменьшив окончательно,

до нуля, и в панике искать,

где же ты, не уронила ль я тебя

в щелку между телом и душой?

Между тем лежишь в моих объятиях.

И такой тяжелый и большой!

3

Сначала приласкаю по верхам,

поверхностно, легко, колоратурно, —

рассыпчатое пиццикато там,

где надо бы напористо и бурно,

потом — смычком по тайным струнам тем,

что не были затронуты вначале,

потом — по тем, которых нет совсем,

точнее, о которых мы не знали.

4

Мои ль ладони гладят твои плечи,

твои ли гладкие плечи мои ладони

гладят, от этого делаясь суше и резче,

и законченней? Ласка, чем монотонней,

тем целительней. Камень вода точит,

а ласка тело делает легким, точеным,

компактным — таким, каким оно быть хочет,

таким, каким оно было во время оно.

5

С двадцатилетними играет в жмурки,

с тридцатилетними играет в прятки

любовь. Какие шелковые шкурки,

как правила просты, как взятки гладки!

Легко ли в тридцать пять проститься с нею?

Легко. Не потому, что много срама,

а потому, что места нет нежнее

и розовей, и сокровенней шрама.

6

Одной рукой подать от крайней плоти

до плотной, до звенящей, до бескрайней

бесплотности. Заложена в природе

касания деепричастность тайне

развоплощений. Я лишилась тела,

а дрожь осталась, боль осталась, радость — тоже,

и дрожи, боли, радости нет дела,

что, может быть, уже не будет кожи.

7

Как нежно!.. Муравьиные бега.

Как много их, как медленно бегут!..

Иной от позвонка до позвонка

бежит не менее пяти минут.

Их дрессирует легкая рука,

годами понуждая мурашей

бежать от волоска до волоска

до финиша, до одури, до Эй,

ты спишь?

ЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ СЧАСТЬЯ…

Снежную бабочку-однодневку

убиваю теплом щеки.

Что ты лепишь? Памятник снегу

прошлогоднему. Снеговики

умирают, как правило, стоя.

Жизнь моя, бесстрашней старей,

ты же знаешь: любовь шестое

чувство и остальных острей.

* * *

Нечистая, чистых учу чистоте,

как будто от этого сделаюсь чище.

Не в силах сознаться в своей нищете,

им разогреваю несвежую пищу

и, в разные комнаты их уложив,

как цербер, дежурю у девственных спален,

как будто мой опыт не жалок, не лжив,

не груб, не мучителен, не печален.

* * *

Да здравствуют высокопарность,

серьезность, пафос, благородство!

Свобода есть неблагодарность,

если не круглое сиротство.

Забудь былую нелюдимость,

душа, и честно отработай

свободу как необходимость

пожертвовать своей свободой.

* * *

Несчастье частный случай счастья,

нечастый случай. Посему,

улыбкой нежною лучась, я

навстречу выхожу ему

и слышу: бьются крови волны

о берег. На краю веков

не все ль равно, чем сердце полно

так, что глаза из берегов?

* * *

Свет невечерний жизни скудельной

нежность. В жару и стужу

и колыбелью, и колыбельной

будет жена мужу.

Будет покоем, будет доверьем,

дверью, всегда открытой.

Будет порогом. Будет преддверьем.

Гробом. И панихидой.

* * *

двадцать четвертое ребро

последний адам

все висков серебро

тебе отдам

все золото тишины

клятв елей

за высокое званье жены

твоей

* * *

Плачу, потому что не можешь со мной жить.

Не можешь со мной жить, потому что плачу.

Плачу потому, что никак не могу решить

эту лукавую, дьявольскую задачу.

Не можешь не потому, что больше других

невольников чести вкусил покоя и воли,

но потому, что Боливар не вынесет двоих

с поля боли.

* * *

Любви, как ребенку, все время хочется большего,

как будто есть что-то больше нее на свете,

как будто будущего все еще больше, чем прошлого,

как будто бывает покой без участия смерти,

как будто реальнее боли ее вымыслы,

как будто кто-то уже спешит на подмогу,