Стихотворения - [20]

Широки черноморские степи,

Буйна Волга, Урал златоруд, —

Сгинь, кровавая плаха и цепи,

Каземат и неправедный суд!

За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой

Идем мы на битву с врагами, —

Довольно им властвовать нами!

На бой, на бой!

Пролетела над Русью жар-птица,

Ярый гнев зажигая в груди…

Богородица наша Землица, —

Вольный хлеб мужику уроди!

Сбылись думы и давние слухи, —

Пробудился народ-Святогор;

Будет мед на домашней краюхе,

И на скатерти ярок узор.

За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой

Идем мы на битву с врагами, —

Довольно им властвовать нами!

На бой, на бой!

Хлеб да соль, Костромич и Волынец,

Олончанин, Москвич, Сибиряк!

Наша Волюшка — божий гостинец —

Человечеству светлый маяк!

От Байкала до теплого Крыма

Расплеснется ржаной океан…

Ослепительней риз серафима

Заревой Святогоров кафтан.

За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой

Идем мы на битву с врагами, —

Довольно им властвовать нами!

На бой, на бой!

Ставьте ж свечи мужицкому Спасу!

Знанье — брат и Наука — сестра,

Лик пшеничный, с брадой солнцевласой —

Воплощенье любви и добра!

Оку Спасову сумрак несносен,

Ненавистен телец золотой;

Китеж-град, ладан Саровских сосен —

Вот наш рай вожделенный, родной.

За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой

Идем мы на битву с врагами, —

Довольно им властвовать нами!

На бой, на бой!

Верьте ж, братья, за черным ненастьем

Блещет солнце — господне окно;

Чашу с кровью — всемирным причастьем

Нам испить до конца суждено.

За Землю, за Волю, за Хлеб трудовой

Идем мы на битву с врагами, —

Довольно им властвовать нами!

На бой, на бой!

1918

* Я потомок лапландского князя, *

Я потомок лапландского князя,

Калевалов волхвующий внук,

Утолю без настоек и мази

Зуд томлений и пролежни скук.

Клуб земной — с солодягой корчагу

Сторожит Саваофов ухват,

Но, покорствуя хвойному магу,

Недвижим златорогий закат.

И скуластое солнце лопарье,

Как олений, послушный телок,

Тянет желтой морошковой гарью

От колдующих тундровых строк.

Стих — дымок над берестовым чумом,

Где уплыла окунья уха,

Кто прочтет, станет гагачьим кумом

И провидцем полночного мха.

Льдяный Врубель, горючий Григорьев

Разгадали сонник ягелей;

Их тоска — кашалоты в поморьи —

Стала грузом моих кораблей.

Не с того ль тянет ворванью книга

И смолой запятых табуны?

Вашингтон, черепичная Рига

Не вместят кашалотной волны.

Уплывем же, собратья, к Поволжью,

В папирусно-тигриный Памир!

Калевала сродни желтокожью,

В чьем венце ледовитый сапфир.

В русском коробе, в эллинской вазе,

Брезжат сполохи, полюсный щит,

И сапфир самоедского князя

На халдейском тюрбане горит.

<1919>

“Наша собачка у ворот отлаяла…”

Наша собачка у ворот отлаяла,

Замело пургою башмачок Светланы,

А давно ли нянюшка ворожила-баяла

Поварёнкой вычерпать поморья-океаны,

А давно ли Россия избою куталась, —

В подголовнике бисеры, шелка багдадские,

Кичкою кичилась, тулупом тулупилась,

Слушая акафисты да бунчуки казацкие?

Жировалось, бытилось братанам Елисеевым,

Налимьей ухой текла Молога синяя,

Не было помехи игрищам затейливым,

Саянам-сарафанам, тройкам в лунном инее.

Хороша была Настенька у купца Чапурина,

За ресницей рыбица глотала глубь глубокую

Аль опоена, аль окурена,

Только сгибла краса волоокая.

Налетела на хоромы приукрашены

Птица мерзкая — поганый вран,

Оттого от Пинеги до Кашина

Вьюгой разоткался Настин сарафан.

У матерой матери Мемёлфы Тимофеевны

Сказка-печень вспорота и сосцы откушены,

Люди обезлюдены, звери обеззверены…

Глядь, березка ранняя мерит серьги Лушины!

Глядь, за красной азбукой, мглицею потуплена,

Словно ива в озеро, празелень ресниц,

Струнным тесом крытая и из песен рублена

Видится хоромина в глубине страниц.

За оконцем Настенька в пяльцы душу впялила —

Вышить небывалое кровью да огнем…

Наша корноухая у ворот отлаяла

На гаданье нянино с вещим башмачком.

<1926>

“Нила Сорского глас: “Земнородные братья…”

Нила Сорского глас: "Земнородные братья,

Не рубите кринов златоствольных,

Что цветут, как слезы, в древних платьях,

В нищей песне, в свечечках юдольных.

Низвергайте царства и престолы,

Вес неправый, меру и чеканку,

Не голите лишь у Иверской подолы,

Просфору не чтите за баранку.

Притча есть: просфорку-потеряшку

Пес глотал и пламенем сжигался.

Зреть красно березку и монашку —

Бель и чернь, в них Руси дух сказался.

Не к лицу железо Ярославлю, —

В нем кровинка Спасова — церквушка:

Заслужила ль песью злую травлю

На сучке круживчатом пичужка?

С Соловков до жгучего Каира

Протянулась тропка — Божьи четки,

Проторил ее Спаситель Мира,

Старцев, дев и отроков подметки.

Русь течет к Великой Пирамиде,

В Вавилон, в сады Семирамиды;

Есть в избе, в сверчковой панихиде

Стены Плача, Жертвенник Обиды.

О, познайте, братия и други,

Божьих ризниц куколи и митры —

Окунутся солнце, радуг дуги

В ваши книги, в струны и палитры.

Покумится Каргополь с Бомбеем,

Пустозерск зардеет виноградно,

И над злым похитчиком-Кащеем

Ворон-смерть прокаркает злорадно".

1918 или начало 1919

Обидин плач

В красовитый летний праздничек,

На раскат-широкой улице,

Будет гульное гуляньице —

Пир — мирское столованьице.

Как у девушек-согревушек

Будут поднизи плетеные,

Сарафаны золоченые.

У дородных добрых молодцев,

Мигачей и залихватчиков,

Перелетных зорких кречетов,

Будут шапки с кистью до уха,

Опояски соловецкие,

Из семи шелков плетеные.

Только я, млада, на гульбище