Стихотворения - [22]

Грамотеей я слыву…

Зелен-ветер в палисаде

Всколыхнул призор-траву.

Не клонись, вещунья-травка,

Без тебя вдомек уму:

Я — посадская чернавка,

Мил жирует в терему.

У милого — кунья шуба,

Гоголиной масти конь,

У меня — сахарны губы,

Косы чалые в ладонь.

Не окупит мил любови

Четвертиной серебра…

Заревейте на обнове,

Расписные литера!

Дорог камень биpюзовый,

В стёг мудреный заплетись,

Ты, муравонька шелкова,

Самобранкой расстелись.

Не завихрился бы в поле

Подкопытный прах столбом,

Как проскачет конь гоголий

С зарнооким седоком.

<1912>

“Ураганы впряглися в соху…”

Ураганы впряглися в соху —

Ветрогривые жеребцы.

К яровому, озимому вздоху

Преклонились земли концы.

Будет колоб: солнце-начинка,

Океанское дно — испод…

По сердцам пролегла тропинка,

Где Бессмертное — пешеход.

Бадожок мозолит аорты,

Топчет лапоть предсердий сланец,

Путь безвестен и вехи стерты…

Где же, братья, тропы конец?

У излуки ли в Пошехонье,

Где свирепы тюря и чёс?..

Примерещилось рябой Хавронье

Дуновенье ширазских роз,

У мечети дядюшка Яков

С помадой и бирюзой…

Улыбается Перми Краков,

Пустозерску Таити зной.

Братья, верен буря-проселок,

И Бессмертное — пешеход,

Коротает последний волок

Ветрокудрый родной народ!

Ураганы впряглися в плуги,

Сейте пламя, звездный анис…

Зазвонят Соловки на юге,

У вогул запляшет Тунис.

И небесную, синюю шапку

Залихватски заломит мир.

Это вечность скликает рябку —

Сердце жизни на птичий пир.

1919

Братские песни Николы

Только во сто лет слетает с Громового дерева огнекрылая Естрафидь-птица, чтобы пропеть-провещать крещеному люду Судьбу-Гарпун. И лишь в сороковую, неугасимую, нерпячью зарю расцветает в грозных соловецких дебрях Святогорова палица — чудодейная Ломтрава, сокрушающая стены и железные засовы. Но еще реже, еще потайнее проносится над миром пурговый звон народного песеннего слова, — подспудного, мужицкого стиха. Вам, люди, несу я этот звон — отплески Медного Кита, на котором, по древней лопарской сказке, стоит Всемирная Песня.

Поручил ключи от ада

Нам Вселюбящий стеречь,

Наша крепость и ограда —

Заревой, палящий меч.

Град наш тернием украшен,

Без кумирен и палат,

На твердынях светлых башен

Братья-воины стоят.

Их откинуты забрала,

Адамант — стожарный щит,

И ни ад, ни смерти жало

Духоборцев не страшит.

Кто придет в нетленный город,

Для вражды неуязвим,

Всяк собрат нам, стар и молод,

Земледел и пилигрим.

Ада пламенные своды

Разомкнуть дано лишь нам,

Человеческие роды

Повести к живым рекам.

Наши битвенные гимны

Буреветрами звучат…

Звякнул ключ гостеприимный

У предвечных, светлых врат.

Богатырка

Моя родная богатырка —

Сестра в досуге и в борьбе,

Недаром огненная стирка

Прошла булатом по тебе!

Стирал тебя Колчак в Сибири

Братоубийственным штыком

И голод на поволжской шири

Костлявым гладил утюгом.

Старуха мурманская вьюга,

Ворча, крахмалила испод,

Чтоб от Алтая и до Буга

Взыграл железный ледоход.

Ты мой чумазый осьмилеток,

Пропавший потом боевым,

Тебе венок из лучших веток

Плетут Вайгач и теплый Крым.

Мне двадцать пять, крут подбородок,

И бровь моздокских ямщиков,

Гнездится красный зимородок

Под карим бархатом усов.

В лихом бою, над зыбкой в хате,

За яровою бороздой,

Я помню о суконном брате

С неодолимою звездой.

В груди, в виске ли будет дырка —

Ее напевом не заткнешь…

Моя родная богатырка,

С тобой и в смерти я пригож!

Лишь станут пасмурные брови,

Суровее твоя звезда…

У богатырских изголовий

Шумит степная лебеда.

И улыбаются курганы

Из-под отеческих усов

На ослепительные раны

Прекрасных внуков и сынов.

Декабрь 1925

* Позабыл, что в руках *

Позабыл, что в руках:

Сердце, шляпа иль трость?

Зреет в Отчих садах

Виноградная гроздь.

Впереди крик: "Нельзя",

Позади: "Воротись".

И тиха лишь стезя,

Уходящая ввысь.

Не по ней ли идти?

Может быть, не греша,

На лазурном пути

Станет птицей душа.

1910

О РАЗЛУКЕ

Мне хотелось бы плакать, моя дорогая,

В безнадежном отчаяньи руки ломать,

Да небес бирюза так нежна голубая,

Так певуча реки искрометная гладь.

Я, как чайка, люблю понадречные дали —

Очертанья холмов за тумана фатой,

В них так много живой, но суровой печали,

Колыбельных напевов и грусти родной.

И еще потому я в разлуке не плачу,

Хороню от других гнев и слезы свои,

Что провижу вдали наших крыльев удачу

Долететь сквозь туман до желанной земли.

Неисчетны, дитя,  буйнокрылые рати

В путь отлетный готовых собратьев-орлов,

Но за далью безбрежней ли степь на закате,

Зарубежных синей ли весна берегов?

Иль все та же и там разостлалась равнина

Безответных на клекот курганов-полей

И о витязе светлом не легче кручина

В терему заповедном царевне моей?

1909

* Я — мраморный ангел на старом погосте, *

Я — мраморный ангел на старом погосте,

Где схимницы-ели да никлый плакун,

Крылом осеняю трухлявые кости,

Подножья обветренный ржавый чугун,

В руке моей лира, и бренные гости

Уснули под отзвуки каменных струн.

И многие годы, судьбы непреклонней,

Блюду я забвение, сны и гроба.

Поэзии символ — мой гимн легкозвонней,

Чем осенью трав золотая мольба…

Но бдите и бойтесь! За глубью ладоней,

Как буря в ущелье, таится труба!

<1912>

* В степи чумацкая зола — *

В степи чумацкая зола —

Твой стих, гордынею остужен.

Из мыловарного котла

Тебе не выловить жемчужин.

И груз "Кобыльих кораблей" —

Обломки рифм, хромые стопы, —

Нс с Коловратовых полей