Стихотворения - [20]

Отцовский хутор, палисад,

За палисадом, как в обновки,

Под осень вырядился сад…

Отец и мать за хлопотнею,

Всегда нехваток, недосуг…

И виснет вышивкой цветною

В окне околица и луг…

В лугу, как на рубашке проймы,

Река-бочажница вдали…

В трубу серебряную с поймы

По зорям трубят журавли…

Идет, как прежде, все по чину,

Как заведено много лет…

Лишь вместо лампы и лучины

Пылает небывалый свет.

У окон столб, с него на провод

Струится яблочкин огонь…

…И кажется: к столбу за повод

Изба привязана, как конь!..

Солома — грива… жерди — сбруя.

Все тот же мерин… тот же воз…

Вот только в сторону другую

У коновязи след колес…

<1925>

«Осень! Осень! Стынет роща зябко…»

Осень! Осень! Стынет роща зябко.

Как кудель, с реки пушится пар.

И закинул чучельную шапку —

Серый облак ветер на стожар.

Спряталось за ним златое солнце,

И в полях бредет сугорбый день,

И в деревне с злого самогонца

Виснет злая ругань на плетень.

И с утра кого-то жалко-жалко…

Кто ль погиб, кого ль собрали в гроб?

Плачет мать; отец шугает палкой

Галок с копен, хмуря жутко лоб.

Встретит, и улыбка не забрезжит —

Стать ли улыбаться мужику?

Он с улыбкой лишь скотину режет

Да порой подходит к кабаку.

Да еще, когда храпят полати

(То ль во сне, а может, с пьяных глаз),

Разойдутся стены в тесной хате,

Брызнет светом тараканий паз,

Всхлопнут крылья обветшалой крыши,

Уносясь в неведомый полет…

А к утру заноет сердце лише,

И падет на речку первый лед.

<1924>

«Юность — питье солодовое…»

Юность — питье солодовое,

Без опохмелки — дурман.

Поле, калитка садовая…

Месяц да белый туман…

Только узнаешь по времени, —

Горек и короток век —

Выпадет проседь на темени,

Вывалит по полю снег.

Годы, как воды с околицы,

Дни, как с горы полоза,

Щеки щетиною колются,

Лезет щетина в глаза.

И не смекнешь, как под ношею

К осени сгорбится сад,

Как из гнезда пред порошею

Выведешь в поле лисят.

Только узнаешь по времени, —

Горек и короток век.

Не разгадаешь: зачем они,

Реки, стекают из рек, —

Воды сбегают с околицы,

Ходят подоконьем дни,

Теплит заря-богомолица

В вечери, в утре огни?

Только узнаешь по осени, —

Был ты и есть ты, как тут!

Были друзья, да небось они

В белесь да темь не пойдут.

Скрипнет вот вечер калиткою,

Шукнет вот ночь у ворот,—

Выбежишь: облак каликою

По полю, сгорбясь, идет.

Выпьешь тут ковшик до донышка,

Стукнешь тут в донышко раз,

И не покажет уж глаз

Месяц — цыганское солнышко.

<1923,1927>

«Стих ветер, заря уж погасла…»

Стих ветер, заря уж погасла,

В туман завернулся курень,

И месяц закинул за прясла

Твою уходящую тень.

Уйдешь ты, слезы не уронишь,

А вспомнишь — не дрогнет и бровь,

Страшней, когда из дому гонишь

Сам — мачеху злую — любовь!..

Не все ли равно теперь — снова

Чьи руки протянут кольцо:

Без боли не вымолвить слова,

Без муки не глянуть в лицо!

Стих ветер, а может случиться,

Вернется… как прежде… к утру…

Да кто же теперь достучится,

Кому же я дверь отопру!

Так часто глядишь и не веришь:

Над кровлей как будто дымок,

Как будто живут еще — с двери ж

Чернеет тяжелый замок…

<1923,1927>

ЛИХО

Как странник, ходит Лихо человечье,

И как его не пустишь ночевать:

Войдет оно и прикурнет за печью

Или мешком забьется под кровать…

И будет вечер долог и недужен,

За печкой заглотается сверчок,

Остынет печь, в печи прокиснет ужин,

И накоптит у лампы язычок…

И дело ли шататься по соседям?..

Вдвойне не прок, коли зайдет сосед:

Сидит, молчит, и ты глядишь медведем,

Пока в избе сам не погаснет свет…

Погаснет свет, а ночь черна, как копоть,

И страшно на окошки поглядеть…

…И всю-то ночь тревожно будет хлопать

Петух крылом и не во время петь…

…И не поймешь: тревога в сердце, в небе ль

Такая темень от осенних туч…

…И только в полночь, словно хилый стебель,

На подоконнике согнется луч…

А поутру жена поставит чашку,

В тягучий квас накрошит мелко лук…

…И сядет Лихо в образе монашка

За хлеб и соль хозяйскую сам-друг!..

Оглянет всех уныло и устало:

Так долго шел и вот идти опять…

И подойдет себе и детям малым

Жена благословение принять…

Привстанет он и полу приоткинет,

Ножом слегка надрежет в ряске шов…

И, как из мглы, из черной рясы вынет

С головкой сургучовой полуштоф…

Пригубит сам из синего стакашка

И хмурому хозяину мигнет…

…Хозяин сядет около монашка,

И гость ему большой стакан нальет…

Разломит жизнь, как хлебную краюху,

Большой ломоть за окна бросит псу,

И пес залает и завоет глухо,

Как бы напав на волчий след в лесу.

Завоет глухо, словно в голодуху.

Душистый хлеб страшней, чем мерзлый ком.

…Глядь: не монах в углу, а молодуха

Расчесывает косы гребешком…

Сидит она и весело смеется

И весело оглядывает всех…

И серый глаз светлей воды с колодца,

И смех свежей, чем первый белый снег…

Жена заплачет, и заплачут дети,

Все кувырком и встанет на дыбы…

И сам тогда все проклянешь на свете,

И доведешь весь дом до худобы…

И если кто случится о ту пору,

С дороги ль дальней навернется сват,

Не загостит, а соберется скоро,

Увидя под иконами ушат.

И ни с того нахлестывая лошадь

Большим кнутом во впалые бока,

В пути он будет луг и лес полошить

И не заметит сзади седока!

Не прячь беду от свата и соседа

И не скрывай ошибку иль вину —

Как гончая на жировом гону,

В следах людских беда собьется с следу!

<1926–1927>

ОЧАЖНЫЙ БЕС

Сидит он днем под рукомойником,

Где паутина, словно лес,

На рожках с клетчатым повойником,