Стихотворения из первого сборника - [2]

Прекрасны, будто свет,

Круги кудрей, но как хрусталь хрупки,

Прекрасно тело, но, подобно багрянице

Заношенной, убито грузом лет.

Увы! Густые кудри слёзы заливают,

И влага глаз моих смочила платья лиф,

Ей шею оросив,

И грудь, что к поцелуям призывает,

Там, где живут два розовых цветка,

Где разделяются они — но разве вы забыли?

Остался аромат,

Увы, лишь сладость сохранят шелка,

И золотые листья стынут в снежной пыли,

Любому сердце грустью омрачат.

Увы! Минули дни, когда Бог совершенством

Тебя дарил, и мне досталось от щедрот:

Душа твоя — добро,

Одежды — милосердье и блаженство,

И высшей милостью сияла грудь,

В дни те, когда Он призирал за нами;

Любовью взор дышал,

А к волосам весь мир мечтал прильнуть,

И добродетель пребывала в тела храме,

Какой не каждого наделена душа.

Теперь, баллада, собери ей маки,

Плоды шиповника бесцветные, сухие,

Земли холодной злаки,

И ноготки, и зелья колдовские,

Траву, что высохла и не была пожата;

Букет печали ты прижми к груди рукой,

Лик Смерти отыщи, пока не гаснет свет,

Скажи: «Хозяин раньше был Любви слугой,

Теперь тебе служенья дал обет».

Склонись пред ней, вздыхая, о баллада,

Не оборачиваясь, ей иди навстречу,

Да не случится так:

Ко мне однажды ты войдешь под вечер,

А за тобою — Смерти мрак.

Сад Прозерпины [1]

Здесь, за глухим порогом,

Не слышен волн прибой,

Здесь места нет тревогам,

Всегда царит покой;

А там орда людская

Кишит, поля взрыхляя,

И жаждет урожая

С надеждой и тоской.

О, род людской! Постыли

Мне смех людской и стон;

В бесплодности усилий

Жнет, чтобы сеять, он.

К чему ловить мгновенья,

Низать их в дни, как звенья,

Не верю я в свершенья,

Я верую лишь в сон.

Здесь жизнь — в соседстве смерти,

В тенетах тишины,

Там, в буйной круговерти,

Игрушки волн — челны

Плывут, ища удачи…

А здесь, здесь все иначе:

Здесь, в заводи стоячей,

Ни ветра, ни волны.

Здесь, где цветов и злаков

Не выбьется росток,

Растет лес мертвых маков,

Безжизненных осок;

И Прозерпина в чащах

Тех трав, дурман таящих,

Для непробудно спящих

Готовит сонный сок.

И в травах бессемянных —

Бескровные тела

Уснувших, безымянных,

Которым нет числа;

Над тишью безутешной

Ни синевы безгрешной,

Ни черноты кромешной,

Лишь призрачная мгла.

Смерть разожмет все руки,

Все охладит сердца,

Но нет ни вечной муки,

Ни райского венца;

Без гнева, без участья

Листву сорвет ненастье,

Не может быть у счастья

Счастливого конца.

В венке из листьев палых

Она стоит у врат,

От уст ее усталых

Стремится нежный хлад;

И все, все без изъятья,

Все смертные, как братья,

В бессмертные объятья

Текут к ней — стар и млад.

Встречает к ней идущих

Всех — с лаской на челе,

Забыв о вешних кущах,

О матери — земле;

Всяк, кто рожден, увянет,

В провал времен он канет,

И перед ней предстанет

Здесь, в сумеречной мгле.

Любовь, ломая крылья,

Спешит уйти сюда;

Здесь — тщетные усилья,

Пропащие года;

Лист, умерщвленный градом,

Бутон, сраженный хладом,

Мечты и сны — все рядом,

Застыли навсегда.

Веселье, грусть — все бренно,

Зачем свой жребий клясть?

Лишь времени нетленна

Безвременная власть;

Чувств призрачна безбрежность,

Признаем неизбежность:

Оскудевает нежность,

И остывает страсть.

Зачем с бесплодным пылом

В судьбе искать изъян?

Спасибо высшим силам,

Хоть отдых — не обман:

В свой срок сомкнем мы веки,

В свой срок уснем навеки,

В свой срок должны все реки

Излиться в океан.

Созвездий мириады

Сюда не льют лучи,

Молчат здесь водопады,

Не пенятся ключи;

Ни радости беспечной,

Ни скорби быстротечной —

Один лишь сон — сон вечный

Ждет в вечной той ночи.

Гимн Прозерпине (после принятия Римом Христианской веры)

Vicisti, Galilæe[2]

В этой жизни успел убедиться — остывает горячая страсть;

Назови меня другом, царица, и яви, о богиня, власть.

Ты сильнее, чем день или утро, больше горя и счастья времен;

Прозерпина, даруешь нам мудро не печаль и не счастье, а сон.

Сладки танцы голубки, и сладок дух вина от лозы молодой;

Но твоим дарам люди рады, не любви и не пене хмельной.

Трижды славен бог Аполлон, его кудри и струны из золота,

Нам идти за ним горько — он чудным ликом прекрасен, но холоден.

Я от пенья устал, и венок раздирает мне лоб; на воле

Отдохнуть хочу, одинок, от молитв, от восторга и боли. 10

Боги дали дыханье на час; о них больше узнать не суметь,

Как любовь, они мучают нас, и они же прекрасны как смерть.

Вас, казнили, о Боги, и вымели вон, и тронов лишили навек,

Говорят, что мир освобожден, и не будет страдать человек!

В Граде новые Боги, в цветах, ими порваны ваши плети,

Состраданье в Божьих сердцах, и в жалость тела их одеты.

Но, по мне, новизна бесплодна, пошлых дней тщета неприкрыта,

Сколько было героев свободных, тех, чья слава ныне забыта!

Это схватка упорных бойцов: само Время и Боги в борьбе,

Из Любви иссохших сосцов жизни сок забирают себе. 20

Примиритесь, звенит мой голос, да, вы все, отдохните чуть,

От Любви отойдите голой, да ее не иссякнет грудь.

Ты выцедишь всё, Галилеянин? Ведь нет тебе дела до них —

До шествий в лаврах с пэанами, до нимф веселых лесных,

Чьи груди пуха нежней и колеблются в такт дыханью;

До милой Любви гостей, их предсмертного ликованья?

О стопы крылатых часов, вы единой бряцаете лирой,

Вы огонь среди моря ветров, и цветочной одеты порфирой!

Разве царство иное, и лучшее, ты сможешь создать без усилья?