Но энтузиазм масс даже его не оставил равнодушным: «Две недели пробыл я в России, не переставая ощущать этот внутренний подъем, этот легкий туман духовного опьянения. Но что же, что вызвало такое волнение? Вскоре я понял: дело было в людях и в порывистой сердечности, которую они излучали. Все, как один, были убеждены, что участвуют в грандиозном, всемирно-историческом деле, всех воодушевляла мысль, что они идут на выпавшие им лишения и ограничения во имя высокой цели». В общем, его отношение к Стране Советов можно было тогда охарактеризовать каюдоброжела-тельно-критическое любопытство.
Но с годами доброжелательность убывала, а скептицизм нарастал. Объяснялось это просто. Стефан Цвейг не мог понять и принять обожествление вождя, а лживость инсценированных политических процессов его, в отличие, например, от Лиона Фейхтвангера или Ромена Роллана, не ввела в заблуждение. Он категорически не принимал идею диктатуры пролетариата, которая узаконивала любые акты насилия и террора.
Положение Стефана Цвейга в конце тридцатых годов было между серпом и молотом, с одной стороны, и свастикой — с другой. Вот почему столь элегична его заключительная мемуарная книга: вчерашний мир исчез, а в настоящем мире он всюду чувствовал себя чужим. Последние его годы — годы скитаний. Он бежит из Зальцбурга, избирая временным местом жительства Лондон. Но и в Англии он не чувствовал себя защищенным. Он отправился с чтением лекций в Латинскую Америку. Затем переехал в США, но потом решил поселиться в небольшом бразильском городе Петрополисе, расположенном высоко в горах. 22 февраля 1942 года он уходит из жизни вместе с женой, приняв большую дозу снотворного. Наверное, прав был Эрих Мария Ремарк, так написавший об этом трагическом эпизоде в романе «Тени в раю»: «Если бы в тот вечер в Бразилии, когда Стефан Цвейг и его жена покончили жизнь самоубийством, они могли бы излить кому-нибудь душу хотя бы по телефону, несчастья, возможно, не произошло бы. Но Цвейг оказался на чужбине среди чужих людей». Но это не просто результат отчаяния. Стефан Цвейг ушел из этого мира, категорически его не принимая. Прежде он писал о двойном самоубийстве Гейнриха фон Клейста и Генриетты Фогель. В какой-то мере причины трагического жизненного итога объясняет то, как Цвейг мотивировал уход из жизни немецкого романтика Клейста: «На высшей ступени своего искусства, в год появления «Принца Гомбургского», Клейст роковым образом достиг и высшей ступени одиночества. Никощаюн не был так забыт миром, так бесцелен в своей эпохе, в своем отечестве: службу он бросил, журнал ему запретили, его заветная мечта — вовлечь Пруссию в войну на стороне Австрии — остается тщетной. Его злейший враг — Наполеон — держит Европу в руках, как покоренную добычу, прусский король из вассала Наполеона превращается в его союзника».
Поправки на ситуацию самого Стефана Цвейга не столь уж существенны: то же одиночество, то же насильственное забвение. Пруссия, иначе говоря Германия, на этот раз подчинила Австрию, заставила воевать на своей стороне, только Наполеона следует заменить Гитлером...
После разгрома фашизма произошло возвращение произведений Цвейга во всех странах мира. В наше время он признан классиком как писатель-гуманист, с болью и трепетом отстаивавший свободу человеческой личности, прославивший своими книгами подвиги выдающихся ученых, мыслителей и художников. Его триумф продолжается.
Стефан Цвейг считал книгу самым величайшим изобретением человеческого гения, ибо благодаря книгам человек осознает свою сопричастность к людям, живущим сегодня и жившим много-много лет назад. Он сам коллекционировал редкие издания, в его библиотеке хранилось множество книг с автографами его друзей, а также рукописи великих писателей прошлого. В последние годы жизни он написал несколько статей о значении книги в жизни человека. Одна из них называлась «Книга, как врата в мир». Писатель, боготворивший книгу, утверждал: «Повсюду, не только в нашей личной жизни, книга есть альфа и омега всякого знания, начало начал каждой науки. И чем теснее ты связан с книгой, тем глубже открывается тебе жизнь, ибо благодаря ее чудесной помощи твой собственный взор сливается с внутренним взором бесчисленного множества людей, и, любя ее, ты созерцаешь и проникаешь в мир во сто крат полней и глубже».
К таким книгам, духовно необходимым современному человечеству, принадлежат все лучшие произведения и самого Стефана Цвейга.
В. Пронин