Стихотворения и поэмы - [14]

К своим возлюбленным летим.

Свеча горит для нас, для нас.

Ее огонь спасает нас

От смерти лысой и рябой

В плаще и с длинною косой.

Песня Сильвии:

Но не сирены – соловьи

Друзья верны, друзья верны

И не покинут в горе нас,

Светить нам будут в бурный час,

Как маяки для кораблей,

Как звезды в глубине ночей.

Вода сияет, бьет вода,

Сижу я с пряжею над ней.

Вот сердце друга моего,

Заштопать сердце мне дано,

Чтоб вновь сияло и цвело

И за собой вело, вело!

НАЧАЛЬНИК ЦЕХА:

Избрали греческие имена синьоры,

Ушли из города, засели в замке,

Поэзию над смертью развели

И музыкой от дел нас отвлекают.

То снова им мерещится любовь,

Наук свободных ликованье,

Искусств бесцельных разговор

И встречи в зданиях просторных.

Но непокорных сдавим мы,

Как злобной силы проявленье.

Скульптор льет статую,

Но твердо знаем мы —

В ней дух живет его мировоззренья.

Должны ему мы помешать

И довести до исступленья.

Поэт под нежностью подносит нам оскал,

Под вычурами мыслью жалит,

А музыкант иною жизнью полн,

Языческою музыкой ласкает.

Ты посмотри, они бледны

И тщетно вырожденье прикрывают.

В одежды светлые облачены,

Змеиным ядом поражают.

ЮПИТЕР:

Меркурий, что видишь ты?

МЕРКУРИЙ:

Я вижу девушку в листве струистой.

Она готовится купаться в вихре света

И с ней стоит толпа несчастных гномов.

ВЕНЕРА:

Ты зол на них, Меркурий,

Хоть век твой наступил,

В моем пребудут веке.

ЮПИТЕР:

Неподчинение судьбе карается жестоко.

ВАКХ:

Я подкреплю их силой опьяненья.

АПОЛЛОН:

Искусства им дадут забвенье.

ВЕНЕРА:

Любовниками истинными будут.

Статуи прохаживаются. Одни идут гордо и […]. Другие печально. Венеру ведут под руки Вакх и Аполлон, она идет, пошатываясь и опустив голову. На лужайке музы исполняют простонародные песни и пляски. Актеры снимают маски. Видны бледные лица. В зале шум. Тептелкин вскакивает:

«Нам опять показали кукиш в кармане!»

Июнь 1925

Ворон

Прекрасен, как ворон, стою в вышине,

Выпуклы архаически очи.

Вот ветку прибило, вот труп принесло,

И снова тина и камни.

И важно, как царь, я спускаюсь со скал

И в очи свой клюв погружаю.

И чудится мне, что я пью ясный сок,

Что бабочкой переливаюсь.

Январь 1926

На крышке гроба Прокна…

На крышке гроба Прокна

Зовет всю ночь сестру свою.

В темнице Филомела.

Ни петь, ни прясть, ни освещать

Уже ей в отчем доме.

Закрыты двери на запор,

А за дверьми дозоры.

И постепенно, день за днем

Слова позабывает,

И пеньем освещает мрак

И звуками играет.

Когда же вновь открылась дверь,

Услышали посланцы,

Как колыханье волн ночных,

Бессмысленное пенье.

Щебечет Прокна и взлетает

В лазури ясной под окном.

А соловей полночный тает

На птичьем языке своем.

1926

И снова мне мерещилась любовь…

И снова мне мерещилась любовь

На диком дне.

В взвивающемся свисте,

К ней все мы шли.

Но берега росли.

Любви мы выше оказались.

И каждый, вниз бросая образ свой,

Его с собой мелодией связуя,

Стоял на берегу, растущем в высоту,

Своим же образом чаруем.

1926

Над миром рысцой торопливой…

Над миром рысцой торопливой

Бегу я спокоен и тих

Как будто обтечь я обязан

И каждую вещь осмотреть.

И мимо мелькают и вьются,

Заметно к могилам спеша,

В обратную сторону тени

Когда-то любимых людей.

Из юноши дух выбегает,

А тело, старея, живет,

А девушки синие очи

За нею, как глупость, идут.

1926

В стремящейся стране, в определенный час…

В стремящейся стране, в определенный час

Себя я на пиру встречаю,

Когда огни заетигнуты зарей

И, как цветы, заметно увядают.

Иносказаньем кажется тогда

Ночь, и заря, и дуновенье,

И горький парус вдалеке,

И птиц сияющее пенье.

1926

Эвридика

Зарею лунною, когда я спал, я вышел,

Оставив спать свой образ на земле.

Над ним шумел листвою переливной

Пустынный парк военных дней.

Куда идти легчайшими ногами?

Зачем смотреть сквозь веки на поля?

Но музыкою из тумана

Передо мной возникла голова.

Ее глаза струились,

И губы белые влекли,

И волосы мерцая изгибались

Над чернотой отсутствующих плеч.

И обожгло: ужели Эвридикой

Искусство стало, чтоб являться нам

Рассеянному поколению Орфеев,

Живущему лишь по ночам.

1926

Психея

Любовь – это вечная юность.

Спит замок Литовский во мгле.

Канал проплывает и вьется,

Над замком притушенный свет.

И кажется солнцем встающим

Психея на дальнем конце,

Где тоже канал проплывает

В досчатой ограде своей.

1926

Тебе примерещился город…

Тебе примерещился город,

Весь залитый светом дневным,

И шелковый плат в тихом доме,

И родственников голоса.

Быть может, сочные луны

Мерцают плодов над рекой,

Быть может, ясную зрелость

Напрасно мы ищем с тобой!

Все так же, почти насмехаясь,

Года за годами летят,

Прекрасные очи подруги

Все так же в пространство глядят.

Мне что – повернусь, не замечу

Как год пролетел и погас.

Но для нее цветы цветут,

К цветам идет она.

И в поднебесье голоса

И голоса в траве.

И этот свист и яркий свет

В соотношеньи с ней —

Уйдет она и вновь земля

Исчезла предо мной.

Вне времени и вне пространств

Бесплотен, словно дух,

Я метеором промелькнул,

Когда б не тихий друг.

1926

Я восполненья не искал…

Я восполненья не искал.

В своем пространстве

Я видел образ женщины, она

С лицом, как виноград, полупрозрачным,

Росла со мной и пела и цвела.

Я уменьшал себя и отправлял свой образ

На встречу с ней в глубокой тишине.

Я – часть себя. И страшно и пустынно.

Я от себя свой образ отделил.

Как листья скорчились и сжались мифы.