Стихотворения и поэмы - [42]

Окутан прахом небосклон,

Покрылся тьмою солнца лик.

И вот три ночи и три дня

Стоял подобьем тучи прах,

Была три ночи и три дня

Давида смерть на всех устах.

Три долгих дня ушло, и вот

В стоявшем тучей прахе том

Живой Давид горой встает,

Горою в сумраке густом.

«Теперь, — он молвил, — мой черед!»

Припав к земле, дрожит Мелик, —

Смертельный пал на сердце гнет,

Душой кичливой царь поник.

Он сам в ту яму, в глубь и тьму.

Под земляной забрался кров, —

Забился он под сорок шкур,

Залег под сорок жерновов.

И с места прянул, и вскричал

Сын-лев, достойный льва-отца.

Сверкнул, взыграл, забушевал

Меч-молния в руке бойца.

Но мать Меликова вопит,

Вопит и пряди рвет седин:

«Топчи мне волосы, Давид!

Но мне даруй удар один!»

Вторично меч Давид вознес,

Сестра Меликова — к нему:

«Давид, теперь, — вопит сквозь слез, —

Рази по сердцу моему!»

И час последний наступил.

Давид сказал: «Господь, прости!

Я два удара уступил,

Но третий должен нанести».

Тут дядя выступил Торос:

«Его разрубишь пополам,

Потом, Давид, — он говорит, —

Мы тело взвесим по частям.

Две половины мертвеца

Да будут равны, — говорит, —

Иль больше моего лица

Не увидать тебе, Давид».

Воспрял Давид и поскакал,

Мчит бурно конь — сдержать нельзя.

Забушевал и засверкал

Меч-молния, и пал, разя.

Сквозь сорок буйволовых кож,

Сквозь сорок мельничных камней

Он пополам рассек царя

И вглубь прошел на семь локтей.

«Я жив! — Мелик из тьмы вопит. —

Рази еще, — да не рассечь!»

Тогда разгневался Давид,

Вновь сыплет искры дивный меч.

«А ну, встряхнись, Мысрамелик!»

Мелик встряхнулся, и тогда

Распались половины вмиг,

Одна — сюда, одна — туда.

И вражья рать простерлась в прах.

Встал ужас, лица леденя.

Давид воззвал: «Оставьте страх,

Приблизьтесь, слушайте меня.

Жизнь ваша, пахари, темна!

Голодный, голый вы народ.

Мук ваших тысяча одна

И тысяча одна — забот.

Зачем вы взяли стрелы, лук.

Пришли в чужих полях засесть?

У нас ведь тоже дом и плуг,

И старики, и дети есть.

Иль опостылел вам покой

И ваши сельские труды,

Иль надоело под горой

Вам сеять, жать, сбирать плоды?

Идите, люди, как пришли,

В свой Мсыр родимый сей же час,

Но, если из своей земли

Вы вновь подыметесь на нас, —

Хоть в яму брошен будь Давид,

Будь тяжким жерновом накрыт.

Как ныне, молнией-мечом

Давид Сасунский вас сразит.

Бог весть, при встрече боевой

Кто пораскается в тот час:

Мы — в грозный вышедшие бой,

Иль вы, напавшие на нас!»

1902

ВЗЯТИЕ ТЫМКАБЕРДА [54] © Перевод П. Антокольский

ПРОЛОГ

Эй, молодежь, сбирайся в круг!

Красавицы, ко мне!

Расскажет странник вам, ашуг,

О давней старине.

Друзья! Мы в жизни гости все.

Со дня рожденья мы

Бредем по суетной стезе,

И ждет нас царство тьмы.

Пройдет любовь, умрет краса,

Всему придет черед.

Для смерти смертный родился,

Деянье — не умрет!

Пойдет молва из века в век

Про добрые дела.

Бессмертен смелый человек,

Чьим подвигам хвала.

А злым деяньям суждены

Проклятья без конца,

Равно суровы для жены.

Для сына, для отца…

Но речь моя про доброту,

Да улыбнется всяк!

Кто не признает славу ту?

Воздаст ей даже враг.

Друзья, настройтесь песне в лад!

Запев недолог мой.

Как пулю, песню шлют. Крылат

Ее полет прямой.

I

Собирает орды шах Надир[55],

Раздается звон мечей.

Тучами он крепость заградил.

Что чернее всех ночей.

«Слушай, князь Татул, лихой боец!

С жизнью смертною простись,

Я принес в подарок твой конец.

Так спускайся с башни вниз!»

«Шах Надир! Не хвастай до поры! —

Отвечает смелый князь. —

Много черных туч окрест горы,

А гора сверкает, не склонясь».

Витязей ведет он за собой,

Меч отточенный свистит.

Конь заржал. И прямо в смертный бой

С конницей Татул летит.

Сорок суток бились храбрецы,

Не смолкая бой кипел.

Крепостные высятся зубцы

Над кровавой грудой тел.

Вышел весь Иран и весь Туран.

Звон мечей немилосерд.

Бьет и бьет по крепости таран,

Но не дрогнул Тымкаберд.

И, в победной радости клонясь,

Возвращаясь в замок свой,

Целовался утомленный князь

С черноокою женой.

II

«Клянусь душой,

С такой женой

Бойцом бы стал ашуг!

И, не дрожа,

Не взяв ножа,

На шаха б встал ашуг.

О, жар любви,

Огонь в крови.

Лишь усмехнется взор —

И сумрак прочь,

И сразу ночь

Сияет ярче зорь…

Залог побед

Тех уст привет, —

Нежнее роз уста.

Услышь — и страх,

И смерть, и шах

Исчезнут без следа».

III

И у шаха уже не смолкает в ушах,

Как прославили эту армянку друзья.

«С ней и гуриям нашим иранским, о шах,

Ни красой, ни осанкой сравниться нельзя!

Дочерьми черноокими славен Джавахк.

В черном омуте глаз не один потонул:

Вот она — словно кряж в снеговых кружевах,

У джавахских предгорий высокий Абул.

Это князя Татула и мощь, и душа.

И от знойных, от розовых губ охмелев

И пьянея любовью, встает он, круша,

В гущу брани бросается он, будто лев.

Завладей этой женщиной, шах, и Татул,

Обессиленный, сдастся, не встанет с колен;

Тымкаберд, что так долго ярмом не согнул,

Ты согнешь до земли и возьмешь его в плен».

IV

Мы с юности помним о песне твоей,

Не раз ты певал, Фирдуси-соловей:

«Герой, безупречный в отваге своей,

            Не молись на жену,

            Не вверяйся вину!

Ты светел, как солнечный ясный зенит.

Ты горд и незыблем, как горный гранит,

Кто наземь повергнет и в прах превратит?

            Не молись на жену,

            Не вверяйся вину!

Выходишь на битву и пляшешь, смеясь.

Не ходишь — летаешь, в просторы смотрясь.

Но с облачной выси ты свалишься в грязь!