Стихотворения и поэмы - [40]

И между них легко, как поплавок,

Упала пропасть, полная разлуки.

Прохожий встал на сонной высоте,

И, памятников позы отвергая,

По-своему он грелся и кряхтел,

Полет стены уныло озирая.

Конторщика глаза, черней

Ночных дежурств, метали в реку перья,

Чернильницы граненой холодней,

Стекло реки в уме текло с похмелья.

В очах извозчика овес

Шумел, произрастая,

Волна чесалася о мост,

Как лошадь перед сном простая.

Свисток милицейского помнил немало:

Забор зубов и губ тепло.

Он сам служил ремесленным сигналом,

Разводка ж моста — тоже ремесло.

Он сторожил порядка хоровод —

Желтела женщина лисицей,

Чтобы над пеной валких вод

Своею ценностью гордиться.

И беспризорный, закрывая ухо

Воротника подобьем, осязал,

Что не река, а хлебная краюха —

Засохшая — царапает глаза.

Тогда и я взглянул издалека

На неба дымную овчину —

Там разводили облака

Вторую ночи половину.

Роптали граждане — и в жар,

В живую роспись горизонта

Я записал их, как товар,—

Товар, к несчастью, полусонный.

1926

8. ЗА ГОРОДОМ

Как по уставу — штык не вправе

Заполнить ротный интервал,

Как по уставу — фронтом вправо,

Погруппно город отступал.

Дома исчезли. Царство луж

И пустыри с лицом несвежим,

Изображая в красках глушь,

Вошли в сырое побережье.

Дороги к берегам пусты,

Деревья перешли в кусты.

Дымились лачуги, с судьбой не споря,

По огородам чах репей,

И, отлученные от моря,

Тупели груды кораблей.

Без ропота, ржавые палубы сжав,

Ветвистые мачты, —

Они опустились, пошли в сторожа

К лачугам, лугам бродячим.

У всех навигаций единый закон:

Грузиться и плыть напролом,

Но если ты сдал и на слом обречен,

Ты будешь дружить с пустырем.

Над пароходною трухой

Костер мальчишки разжигали,

Но дым кривлялся, как глухой,

Но дым у ветра был в опале.

Голубоглазые сычи

Кричали ветру: «Прочь! Не тронь!»

Но этот ветер их учил,

Как нужно выпрямлять огонь.

Старуха собирала хворост,

Ее спина трещала,

Ее дыханье раскололось

На длинное и малое.

А дальше волны, разлетевшись,

Синели, синих трав наевшись.

Я кинул глаз по сторонам —

Синела нищая страна:

Лачуги, пароходный хлам.

И вдруг взглянули пустыри

Глазами, полными зари.

Из нищенских ножон

Сверкнуло мне лицо победы:

«Здесь будет город заложен

Назло надменному соседу…»

Пусть Петербург лежал грядой

Из каменных мощей,

Здесь будет вымысел другой

Переливаться в кровь вещей.

Ветхий край ключи утра

Положит сам в ладонь

Вот этим детям у костра,

Играющим в огонь.

Без крепостей, без крови водопадов,

Без крепостных — на свой покрой

В мохнатые зыбей ограды

Они поставят город свой —

Приморский остов Ленинграда!

Между 1923 и 1926

9. ЛЮБОВНЫЕ ПРИМЕЧАНИЯ

Может быть, ты возникла,

Как совесть, лично

Опровергла мою правоту.

Так моряк отмечает

На карте отличной

Глубину — по ошибке не ту.

Может быть, то любовная

Мгла ночей —

Садоводов неведомых зов,

Обязательно слива — без косточек,

Состязание чувств — без призов.

Может, это купанье, где издали

Только взмахи и пена, и вдруг

Узнаешь, если отмели выдали,

Белизну опьяняющих рук.

Может, август и душно,

Гости до дна

Иссушили беседу, и, кроме

Облаков над полями,

Только ты и верна

Всем прохладам,

Не понятым в доме.

Может быть, то легенда —

С ума сойти

Всем по списку подряд

И, опять

Безымённо вернувшись

На те же пути,

Отмелькавший рассказ повторять…

1928

10. ОТРЫВОК ИЗ ПИСЬМА «О ЖЕЛЕЗЕ»

…Кроме того, сообщаю вам,

Что дом железом пронизан,

По всем по кирпичным его рукавам

Железо живет, как вызов.

Не оттого ль, что в полной мере

Им дышат стены снизу до вершин, —

Мне снятся битвы, рельсы, подмастерья,

Грызущие, как семечки, гроши.

Железо то из самых бытовых

Металлов, чей состав тягчайший

Встречает примесь марганцев седых,

Мышьяк лукавый, серу, фосфор…

                                               Дальше:

Вся почта, все идущие ко мне

(А я живу под самой крыши срезом) —

Они, взбираясь от стены к стене,

Они сопровождаются железом.

Железные перила, как болезнь,

Раскручивают черную кривую,

Теперь поймете, почему я здесь

О нежности сугубой не тоскую.

Железо ночью стынет на руке,

Моя кровать — она железный случай,

Не вспомните ль, проверено ль и кем

Влияние жилища на живущих?

Перед грозой пылинок трескотня

Бывает великански ощутима —

Поймите! Вздох железного плетня —

Он тоже не проходит мимо.

Он легкими, как воздух, поглощен,

Он в грудь стиха, как пуля в доску, врезан,

Не всемогущ, конечно, он еще,

Но яблоко беру — и в нем железо…

<1929>

11. СОБРАНИЕ ДРУЗЕЙ

Белуга, спящая в томате, вспомните,

Хоть вы давно уже без головы,

Каких бесед свидетельницей в комнате

Лежали вы меж дыма синевы.

Вы дрянь в соку, всякой дряни мимо

Друг говорит:

                  «Позвольте, я моряк.

Шел миноносец как-то возле Крыма,

А мины там стоят на якорях,

Мы в минном поле, карты нет, черт в стуле,

Идем, осадка: некуда деваться,

У всех, конечно, студнем ходят скулы,

Не знаешь, плакать или раздеваться.

Чин чином выбрались. Плясали, как медузы,

А все-таки ведь лучше нет красот

Воды, сплетенной в этакий вот узел —

Яссо!» —

            Он показал руками узел вод.

Но друг второй:

                   «Нет, что же я, простите,

Оспорить должен: лишь мотор пошел,

Тебе кричит механик: „Слушай, Витя!“

Ну слушаешь — и очень хорошо.

Не должен летчик храбрость обнаружить,

А так от всех привычек по куску

„16-bis-гидро Савойя“ — хоть в лужу

Садись — такой неслышный спуск.